Нидерландах.
Карлинген осенью напоминал кладбище, в домах которого жили скелеты, умеющие ловить рыбу. Опечаленная Элиза таскалась по всему городу в поисках своей «наживы», взяв отцовскую «удочку» как трофей. Прогуливаясь с чемоданом в руках и головным убором художника Тюбика из «Цветочного города», чуть свисающим вниз по макушке, она вглядывалась в грязную воду каналов, полных суден.
— Нырнёте? — пошутил старик, забирающийся на своё корыто. — А я Вас словлю! — посмеялся, а рядом с ним и его товарищ, отчего Элиза ускорила шаг.
Дальше в городе шли каналы поменьше — людей на пути становилось больше. Она завернула, оглянулась по сторонам, убедившись, что на этой улице нет кафе, а лишь небольшая продуктовая лавка. Элиза, ненавидящая воду и своё отражение в ней, решила зайти в это небольшое помещение, пахнущее голландскими булками, дабы пообедать и не упасть в обморок от увиденных каналов.
— Bonjour, Madame!1 — приветливо вскрикнула улыбающаяся женщина, стоящая за прилавком и протирающая банки с миндалём.
За всю жизнь Элиза встречала много французов, но не думала, что её сочтут за кого-нибудь из них. Как вдруг она, стоящая в недоумении, вспомнила, что на её голове берет, из-за которого девушка смахивала на молодую француженку.
— Bonjour, — ответила Элиза, чуть умеющая разговаривать на популярном языке. — Vous n'avez pas de croissants?2 — важно спрашивала она.
— Désolé, mais non, — принесла свои извинения продавщица. — Seul le pain «Tigre» néerlandais croustillant, — она говорила очень быстро, отчего девушка не понимала, какие булки взамен на круассаны та ей предлагает, и просто смотрела на её смешную рыжую причёску.
— Je les veux, — усмехнувшись, согласилась взять другие «голландские пряности» и подошла ближе.
— Vous êtes une touriste française?3 — спросила женщина, укладывая её «голландские» булочки в бумажный пакет.
— Oui, — ответила Элиза на своём ломанном французском. — J'ai perdu mon fils et j'ai parcouru le monde à la recherche de réconfort. Jusqu'à présent, j'ai trouvé seulement une mer de mollusques,4 — изобразила поникший вид. — Eliza, — продиктовала женщине своё имя, наблюдая за тем, как женщина взяла в руки маркер.
— Je regrette, — продавщица смотрела на девушку с сожалением, передавая подписанный пакет с булкой. — Je n'ai pas besoin d'argent, — разрешила не платить, вглядываясь в кошелёк Эльзы.
— Merci, — счастливая выбежала из пекарни, ухватив пакетик в руку. — Чудаки, — Элиза метнулась в сторону, где был виден знаменитый маяк.
Поставив чемодан на свободной улице, она уселась на него и начала поедать булочку, доставшуюся ей по чистой случайности. В карманах оставалось совсем немного, едва хватало на отель, в котором она собиралась жить.
— Добрый день, — дед в страшных очках и странной бородой остановился, проходя мимо девушки. — Вы из Франции? — поправил их.
— Нет, — ответила Элиза, поедая «голландскую» булку. — Я из Штатов, — отложила её в сторону, завернув в пакет. — А вы ищете французов? — стряхнула крошки с удлинённой юбки. — Мне кажется, женщина, работающая в пекарне за углом, из Франции, — усмехнулась, указав пальцем в сторону лавки с булочками.
— Только присматриваюсь, — его тихий старческий голос звучал так, как царапание кошачьих когтей по доске. — Вы мне кого-то напоминаете.
— Жанну Дарк? — Элиза и вправду была на неё похожа.
— Нет. Что вы? — опять поправил очки. — Я хотел бы пригласить Вас на французскую вечеринку у нас в баре сегодня вечером, — отдал листовку. — Возьмите свой берет, — девушка поправила его, — там будет много приезжих, как и вы! — он скрылся.
Чем-то этот старик напоминал белого кролика из книги Льюиса Кэролла «Приключение Алисы в Стране чудес»: появляется в самом начале истории, поглядывает на часы, а затем убегает, хотя скорее топает в полторы ноги. Заглядывая в бумажку, которую он дал, Элизу зацепило то, что мероприятие длится до самого утра — значит, что всю ночь она может провести не в номере отеля, а сидя за барной стойкой, сэкономив приличную сумму гульденов.
— L’appétit vient en mangean5, — девушка поглядывала на старый маяк.
«Нет времени ждать»
— Раз, — каждую первую субботу месяца мы с отцом садились на тротуар около маленького кафе-мороженого, куда сбегались все местные семьи, и наблюдали за проезжающими мимо машинами. — Два, — я считала синие, отец — красные.
— Пять, — он постоянно выбирал популярный цвет, из-за чего я разозлилась. — Шесть, — слизывал верхушку своего клубничного мороженого, иногда капая на рабочий галстук. — Семь.
— Нечестно, — возмущалась я. — Красный выбирают только обманщики, — я ела пломбир.
В этот раз начало сентября не радовало нас солнцем, а наоборот, разочаровывало переменной облачностью. Но я любила этот первый месяц осени, холодный или горячий, солнечный или пасмурный, вне зависимости от цвета машины, который выберет отец, или части дня, будь это раннее утро или поздний вечер, или вкуса мороженого, хотя я не любила все, кроме пломбира, — это был момент, когда мы с ним без маленького капризного Арнольда и уже немаленькой, но такой же капризной мамы садились вместе на грязный асфальт и говорили обо всём, помимо школы, зачем-то считая эти разноцветные машины.
— Обманщики? — он начинал сильно смеяться и ударил меня в плечо. — Ты чудачка, — мой шарик мороженого отчаянно упал на асфальт. — Моя вина, — посмотрел в мои грустные глаза.
— Ничего, — ответила я, не желая, чтобы он усомнился в моей стойкости, ведь это всего лишь молочный шар. — У нас ещё много мороженого в жизни будет.
— Вставай, — он, улыбаясь своей отбеленной улыбкой, весь закапанный розовыми каплями, взял меня за руку и повёл в кафе. — Выберешь другое.
Мы зашли в этот маленький детский рай со стоявшими в небольшой очереди полными смеявшимися семьями с кучей кричащих детей. На секунду мне показалось, что я и папа не вписываемся в эту компанию счастливчиков, потому что не походили на всех в этой комнате, но потом поняла, что, скорее, не вписывался он, чем «мы».
Какой-то несмешной проходящий мимо клоун дал мне, как и всем детям здесь, большой белый воздушный шарик с эмблемой их кафе, в переводе с языка психологии цветов означающий «мир», тогда я и смирилась с тем, что в следующий раз мы с отцом встретимся только в начале октября, а если не повезёт, то в начале ноября, а если у него будет завал на работе, то в начале декабря, а если его новая жена наконец родит, то только в следующем году, но в данном случае уже только «если повезёт». Я смотрела на него, держа за руку: неряшливый и непостоянный с виду добряк, внешне похожий на меня и Жанну Дарк, бросивший мою маму с двумя детьми
