даже не вспомнил бы. Мало ли на Москве помирали? Разбойнички ежедневно до десятка христианских душ забирали. Но тот холоп княжеский через три дня после того, как похоронили его, в дом князя явился.
Стряпуха Дарья видала его ночью.
Она на кухне возилась, ибо барин к следующему дню гостей ждал, и работы стряпухе было много. А та самая Дарья не могла знать про смерть Тишкину. Дом-то у Кантемиров большой и до кухни не все слухи доходили.
Вошел он в белой рубахе до колен, веревкой перепоясанный, в штанах также белых холщевых.
— Тишка? — спросила его Дарья. — С чего на ночь глядя? Али не спится?
Тот сказал только:
— Поесть дашь ли чего?
— Да вон хлеб перед тобой да добрый кусок свиного окорока. Ешь коли охота.
Ничего не сказал Тишка и только схватил мяса кусок и зубами впился в него.
— Али голоден так? — усмехнулась Дарья. — Ныне барин хороший ужин для холопей задал. Али не насытился?
Тишка жевал.
— Всем вам много воли барин-то дал. Сытно живете.
Повариха продолжила работу. Она чистила рыбу. Холоп же насытился и ушел восвояси.
А на утро зашел на кухни конюх Иван.
— Нет ли чего похмелиться, Дарья? А то голова трещит.
— Что вам пусто было! Повалились. Одному жрать дай, иному выпить.
— Чего? Али уже был кто здесь до меня?
— Дак ночью Тишка заходил.
Иван опешил. Ведь схоронили Тишку два дня назад.
— Ты в своем уме, кума? — спросил конюх. — Какой Тишка?
— Знамо какой! — сказала толстуха. — Один Тишка у нас-то. Иного нет.
— Дак и я про то! Помер Тишка твой. Бобылем жил и помер бобылем!
— Чего? С чего это он помер? Али костью свиной подавился?
— Да кто его знает, отчего помер-то он? Дохтур чего-то проквакал, немчура поганая, да, поди, разбери чего. Вот два дни тому и схоронили его на кладбище за городскими воротами.
— Ты чего мелешь, старый? Кого схоронили? Да он ночью здеся был живой!
— Тишка?
— Тишка! Я говорю тебе!
Иван перекрестился и произнес:
— Спаси Христос!
— Ты чего это? — испугалась Дарья. — Али взаправду помер?
— Помер. Да Тишка тот в услужении был у старухи роду Кантакузенов.
— Дак молод Тишка-то для слуги старухи Кантакузен. Сколь ему лет-то? Он только народился на свет тогда.
— А про дядьку его Лукьяна-кузнеца позабыла?
— Чего Лукьян-то? — спросила Дарья.
— Знался он с нечистым. И через него старуха на Тишку навела проклятие.
— И чего?
— А того, что видать душу он свою запродал! Знаешь ли, что про Кантакузенов говорят?
— Свят, свят, — стала креститься стряпуха…
***
И, возможно, что все сочли бы стряпуху спятившей с ума, но дело на том не кончилось.
Через два дня снова Тишку на кухнях видели. На сей раз лакей барина Семен забрел туда ночью, дабы тайно вина испить из запасов барских. В полночь покойник явился в той же рубахе и снова попросил поесть.
Лакей наутро стал седым и с трудом ворочал языком. А через два дня после встречи с Тишкой помер. И поползи по Москве слухи о вурдалаке…
***
Какие-то люди вроде вскрыли могилу лакея и забили в его сердце осиновый кол. Так болтали. Хотя доподлинно про сие не знал никто. Просто в кабаках питухи обсуждали сие дело.
— То верно сделали, — говорил старик крестьянин. — Я был в молодые годы на Украине. И был среди казаков на Запорожье один казак по имени Иван с прозвищем Рваное ухо.
— И чего? — спросил его подвыпивший солдат-преображенец.
— А того, что тот казак и был вурдалаком!
— Брехня! — преображенец стукнул кулаком по столу.
— Да ты погоди! — успокоил солдата приказчик купеческий. — Пусть человек доскажет. Говори, старик.
— И тот казак был в плену в молодые годы. И ухо ему в Туретчине вурдалак порвал. И когда он помер, то сам стал вурдалаком. Я в те поры там неподалеку жил. И в селе Ракином некие запорожцы у вдовиц проживали на постое. И тот Иван Рваное ухо такоже. Но никто не знал, что сей Иван помер.
— Чего брешешь, старый? Как помер? — спросил преображенец.
— Говори толком, старче. Что значит, помер? — спросил приказчик.
— Дак горло надобно промочить. Поднеси водочки, милостивец.
— Дайте ему чарку!
Старик выпил поднесенную чарку водки и продолжил:
— Дак помер он, и погребли его на Запорожье. А он возьми и появись в Ракитном. Но там не знали, что сие есть мертвец, восставший из могилы.
— И что?
— А то, что пришел в то село еще один запорожец. Он и хоронил Ивана. И все рассказал. И после того Рваное ухо пропал. Но вдовица, с которой он жил внезапно померла. И такоже после того как схоронили её, вернулась в дом своей дочери старшей и просила есть!
— Так и в дому Кантемиров сталось! — закричал какой-то слуга. — Точно так и было.
— И лакей барский, что помер, мог вурдалком стать. Вот и вбили в сердце его острый кол. То первое дело!
Старик крестьянин подтвердил:
— Верно! Сие первое дело. Но лакей не первый, кто вурдалаком стал!
И снова старику стали наливать водку. Просили рассказывать дальше…
***
Князь Константин Кантемир, перед отъездом за границу, обеспокоился тем делом и прислал на Москву к брату старого Войку. Дескать, тот сможет помочь в сем деле. Ведь он из рода колдунов и знает, как нечисть разную приструнить.
Войку рассказывал:
— Преобразился в вурдалака после смерти один из Кантакузенов. И стал людей мучить.
— А кто есть вурдалак? — спросили у Войку.
Тот ответил:
— Вурдалак есть коровосос нечистый. Сие мертвец, выходящий из могилы, дабы живых мучить. Бывало вурдалаки кровь пили из шеи жертв своих, иногда попросту душили людей. Те, кто стал жертвой вурдалака, иногда, могут и сами в него обратиться после смерти. И не имеют те вурдалаки привязанности к близким своим. Часто мучают они именно кровных родичей своих.
— А с чего именно родичей?
— Потому что не человек сие более. Нет в нем души христианской. Токмо тело осталось и искра жизненная в нем не от бога, но от диавола…
2
Дом надворного советника Степана Андреевича Волкова.
Надворный советник Степан Волков был весьма удивлен приказом срочно явиться к начальнику канцелярии. Он угостил курьера рюмкой водки и тот сразу убрался восвояси, ибо беседовать долго с опальным надворным советником не хотел. Мало ли, как к нему начальство расположено.
Волков высокий и крепкий мужчина сорока лет вернулся в столовую, где пил кофе вместе со своей супругой Елизаветой Романовной.
Жена посмотрела на него и спросила:
— Что там, Степанушка? Они тебя выгнали со службы? Отставка? Наконец