на столе было Александром Сергеевичем
перерисовано: появились на нём капельницы – сосульки и много воды.
Было у Александра Сергеевича внутри и мокро и зябко…
Но (наконец-то!) случилось лето! Случилось-таки! В комнате Александра
Сергеевича было теперь в двойне теплее и ве-е-се-е-ле-е! Радостно стало
Александру Сергеевичу, хорошо…
Когда снова подошло время осени, Александр Сергеевич решил ничего не
перерисовывать.
Теперь у него всегда лето. Хоть на бумажную половинку. Счастливый…
БЕМОЛЬ.
«Я толстая,– говорила о себе Оля,– располнела донельзя!»
Мы ей отвечали: «Брось! Ты просто по-особому стройная. Не ной!»
«Я жирная! Это просто ужас!»– говорила через некоторое время Оля.
Мы ей снова: «Ты полненькая. Но ведь это замечательно и тебя очень красит. Не
ной!»
Оля по прошествии очередного некоторого времени: «Да я просто женщина-мясо!
Подо мною кровати ломаются! Да что ж такое!»
Мы: «Ну сходи к врачу, если уж так тебе неспокойно. Не ной!»
…Оказалось, что Оля была на 7-м месяце беременности.
Вот такая она у нас.
БЛАГОДАТЬ НА БЛАГОДАТНОЙ.
Проектировщик дорог Тимоладзе на самом деле являлся ангелом. Да-да. Самым
настоящим ангелом. А ангелы, как известно, пытаются научить людей любви,
смирению, жизнерадостности и др. замечательным штукам. Ещё ангелы творят на
Земле всякие там чудеса, приятные ожиданности, странные сюрпризы с
последствиями и пр. дела.
Поэтому проектировщик дорог ангел Тимоладзе и сделал так, чтобы проезжая
часть улицы Благодатной была вся в рытвинах и колдобинах. Вскоре ангел
Тимоладзе исчез…
Сколько потом не пытались «отремонтировать», «заново заасфальтировать»,
«перепланировать», «модернизировать», «смягчить», «утрамбовать» отданную
машинам поверхность – всё напрасно. Дорога на Благодатной ещё долго оставалась
такой, как была: неказистой. Но такова суть чуда…
Жители микрорайона и др. очень бранили дорогу. Автомобилисты и
грузоводители, проезжая по Благодатной, выражались так, что находиться в такие
моменты поблизости было даже не неприятно, а неприлично!
Да…Жуткие были времена…Люди переходили дорогу…Гнобливо глядели под
ноги старушки с бидончиками. Спотыкаясь, теряли драгоценную тару местечковые
алкаши. Радостные мамаши становились грустными, пытаясь уравновесить
прыгающие коляски с юными жителями микрорайона и др.
И т.д., и т.д., и т.д.
Только одна девочка Анечка радовалась созданным на Благодатной
неблагодатным условиям.
– Классные кочки, – говорила она недовольному отцу с заднего сидения семейного
«Москвича».
– Чего ж в них «классного»? Того гляди выхлопную оторвешь! – бурчал отец,
совершая искусные маневры по объезду рытвин, впадин и ложбов.
– И всё-таки. Так здорово на них подпрыгивать! Раз-два! Раз-два! Ха!
– Прекрати безобразничать, доча.
Гуляя, Аня убеждала недовольных (наверное, поддавшихся на провокацию своих
родителей) подруг – Вальку-Рыжую и Ольку-Пшенку:
– Чего в этих ямках плохого? Вы поглядите, сколько зато луж получилось – почти
все «Столбы» видно!
– Ну тебя, Аноха! Вечно ты выдумываешь! Как маленькая!
– Правильно, Валь! И пусть Аноха не подмазывается! «Столбы» – так моя
бабушка дом этот называет! И нечего! Повторюшка – Аноха!
– Да ну вас…
…Спеша, растаяла осень. Провалялась смятым снегом затяжная зима. Прошел
год. Другой. Много…
Жители микрорайона и др. привыкли к неблагодатной составляющей Благодатной
улицы. Анечка выросла и поступила в Университет Профсоюзов.
Однажды утром Анечка спешила на какой-то очередной и, конечно же, очень
важный экзамен. Перебегая проезжую часть, в надежде успеть на светофорную
зеленку, Анечка зацепилась за одну из бесчисленных ямок-дырочек-трещинок
родной Благодатной улицы и сломала каблучок. Прохожие, бывшие рядом в этот
момент переглянулись и, кто сочувственно, кто, злорадствуя, опустили глаза:
приготовились услышать какую-нибудь неприличную тираду из Аничкиных уст.
Всё-таки каблук…потеря, всё-таки… Однако, суждено им было услышать нечто
иное…
«Ах, если бы на свете существовали ангелы, они наверняка смогли бы сделать
так, чтобы улица наша стала гладенькой, и никто больше не ломал бы на ней
каблучки…» – вот и всё, что сказала Анечка.
И тут в небе произошло странное приятное сияние (Некоторые очевидцы потом
утверждали, что пошел дождь и раздался сакральный голос, но нам это кажется
невероятным), и через какую-то секунду улица Благодатная стала совсем иной -
гладкой, как шелковая ленточка. – Случилось чудо!
После некоторой паузы свидетели чудесного преображения счастливые и
удивленные уже бежали на работу, то и дело нашептывая про себя: «Улица стала
ровной», «улица стала ровной», «улица стала ровной»…
РОВНОЙ Благодатная остается и по сей день на радость всем жителям
микрорайона и др. Такая вот история…
Говорят, недавно другой ангел (по фамилии Микрошевич) замуровал один из
выходов подземного перехода на ж/д. ст. Броневая. Интересно, к чему бы это?
БУЗУКОВ, БУЗДУНОВ И БУРУНДУЧКОВ. УЖАС.
«Бузуков проткнул вилкой щеку Буздунова.
– Подлец,– ответил Буздунов,– если ты это из-за своей тупой бабы, я тебя, суку,
подомну ЩЯ!
– Нет-с. Это я случайно,– смущенно ответил Бузуков,– однако, за «тупую бабу»
нате вам «доброе утречко»,– и ткнул вилкой в другую щеку.
– Ну, сука, подомну ЩЯ!
– Что это вы, Афанасий Карпович, как словно, не в себе, вроде?– тут Бузуков
исхитрился и прикусил зубьями мохнатую правую бровь Буздунова…»
– Да… Странные вещи пописывал я в юности,– Бурундучков брезгливо захлопнул
засаленную тяжелую от чернил тетрадь,– какая нелепая Хармсовщина! У меня,
наверное, были психические напряжения в мозгах, не иначе… Чушь какая!…
Зверство!… Да…Черт возьми, где суп, Зоя?! Вашу мать, вы что, меня голодом
заморить хотите, шлюхи?!
В комнату медленно вошли жежежена Бурундучкова с проткнутыми вилкой
щеками и его дддодочь с прикушенной бровью.
Обе жежеженщины влюблено смотрели на отца и мужа – неудавшегося писателя
прораба Бурундучкова. Из под тетрадной обложки осторожно выглядывали
неудавшиеся герои Бузуков и Буздунов…
* * *
Бурундукова, естественно, заглаза называли ″бурундуком″, и он об этом знал.
«Ну какой я ″бурундук″»? – размышлял Бурундуков и мечтал стать каким-нибудь
Храбровым или, на худой конец, Колесниченко.
Храброва жена называла ″хрябчиком″, а соседи по коммуналке ″рабом″.
Колесниченко же все дразнили ″колом″, ″колесом″ и ″таблеткиным″. Поэтому
Храбров и Колесниченко мечтали быть Ивановым и Петровичевым.
А Иванов с Петровичевым были крайне довольны своими фамилиями, хотя и
мучались икотой.
В силу непредвиденных обстоятельств они вторую неделю пили настойку овса в
гостях у гр. Вольперта на Гороховой. Гр. Вольперт тоже был доволен и
обстоятельствами и фамилией, в которой он на досуге даже переставлял буквы в
поисках скрытой гармонии. Однажды он исхитрился заменить некоторые буквы
фамилии на некоторые буквы имени, получив при этом загадочное ВИВАРИЙ
ЛЕВПОЛЬТ. После этого события гр. Вольперт прибывал в некотором
«недоразумении» по поводу того, что он на самом деле, может быть, Левпольт?
Тем не
