Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 11
же я жаждал покинуть это место. Сорвать с него последний жизнеспособный плод и унести прочь из этой гиблой земли! Наконец-то моё время пришло!
И я сделаю это!”
Гул замолк. Молитва кончилась. Священник сделал крестное знамение в воздухе, а народ повторил за ним. Отец Яков глазами встретил тот самый плод, который жаждал забрать с собой. Это была девушка четырнадцати лет, которая следила за своей умирающей тётей — единственной, кто остался в живых, среди её родни.
Девушка, несмотря на свой юный возраст уже сбросила с себя оковы подростковой неуклюжести и выглядела настоящей красавицей среди незрелых сверстниц.
Отец Яков приметил её ещё давно, но он мог лишь наблюдать, как очередная местная девушка смогла бы выйти замуж и окончательно убить свою молодость спустя семь лет после многочисленных родов, смертей и работы.
Однако вчерашнее письмо дало священнику шанс на то, что на этот раз он может получить то, чего желал так многие годы. Власти. Не только над людьми, но и над женщиной.
Отец Яков знал, что к этой девушке уже сватался местный парень, однако священник намеревался забрать с собой это напуганное дитя. Осталось только уговорить её умирающую тётю. А если она не согласиться…
Что ж, священник уже и здесь всё предусмотрел…
2 Глава
Маленький Яков вытирал слёзы рукой, которая меньше всего пострадала от ударов. Во дворе разливался детский смех местных ребят, которым была чужда грамота и учение латыни. Это ещё больше заставляло мальчишку досадовать на несправедливость.
Почему он не с ними? Почему его отец стал священником, а не обычным крестьянином? Почему у него есть сёстры, но нет ни одного брата? Почему они не могут учиться, а он, как мальчишка, должен? Почему бумага и проклятые чернила стоят так дорого? Почему учёба так скучна? Почему так тяжело?
Сегодня отец разозлился не на шутку, когда Яков пролил флакончик с чернилами на пергамент с письменами. Письмо Якову давалось особенно тяжело, но сегодняшний случай окончательно вывел из себя и без того сурового отца.
Когда мальчишка получал свои положенные удары, мать молча смотрела, глаза её были сухи, а лицо не выражало никакого сожаления. Яков до последнего надеялся, что она заступится за него, заставит отца остановиться, как обычно она заступалась за девочек, однако с ним мать и в этот раз была холодна.
“Почему ты не остановила его?” — спрашивал Яков, когда отец покинул комнату.
“Ты мужчина. Тебя ждёт иное будущее. Тебе действительно нужно стараться. Ты не представляешь, как дорого обучать тебя. На тебя возложены великие надежды. Ты не должен подвести”.
Девочкам проще. Они должны уметь шить и готовить. Им не надо учиться. Они выйдут замуж и будут следить за домом и воспитывать детей. Что в этом сложного?
Слёзы высохли, а жгучая обида на мать и сестёр засела глубоко в маленькой, несозревшей душе. Яков достал из ящика новый пергамент и, макнув перо в чернила, повторно принялся за ненавистную работу.
…
“Вот! Вот они!” — восхищённо прошептал долговязый мальчишка, продолжая глядеть в щель между плохо сколоченными досками. Группа из остальных ребят подбежала к щели и наперебой пыталась взглянуть. Среди них был и Яков, который тщетно пытался наладить общение с ними, однако различие в социальном статусе создавало невидимую пропасть.
Врождённая скованность и жеманность создавали впечатление, будто Яков брезгует и, в некотором роде, презирает других. Однако это было не так. Мальчику было весело с ними, своего рода он восхищался их смелостью, задору и свободе.
Его недолюбливали и даже завидовали тому, что он живёт в доме с двумя этажами, умел читать и писать, а также всегда имел сытую пищу и тёплую, непоношенную одежду. Неприязнь была незначительна, поскольку Яков подкупал тем, что приносил с собой остатки обедов. Дружба была выгодна до тех пор, пока мальчишка мог приносить еду.
“Ого! Они абсолютно голые!” — подхватил другой мальчишка. Остальные ребята стали активнее выбивать себе место у щели. Это была общественная баня, и сегодня был день женщин.
Это был первый раз, когда мальчики решились на подобное. Несмотря на то, что Яков воспитывался в достаточной строгости, ему не чужды были и вполне мирские шалости. Всё началось с кражи еды для установления дружбы, а далее мальчик почувствовал некоторую внутреннюю свободу, которая смещала совесть в дальний угол.
Вот и сейчас Яков охотно засматривался в щель и наблюдал за голыми женщинами, когда подходила его очередь. Это было недолго и неуютно, однако и этого было достаточно для восторга: особенно для того, кто впервые открывал для себя иной мир.
Уступив своё место, чтобы дать посмотреть остальным ребятам, Яков отошёл в сторону и, почувствовав знакомое ощущение возбуждения, он запустил руку в штаны, чтобы слегка подразнить себя. Он не считал это чем-то постыдным, поскольку уже не в первый раз видел, как ребята делали подобное, не стесняясь присутствия других. Он думал, что это своего рода посвящение, мост, позволяющий перейти тот самый невидимый овраг отчуждения. Он желал стать равным им.
“Что ты здесь делаешь, Яков?!” — раздался грозный мужской голос из-за угла. Это был отец, который проходил мимо бани и заметил свору подглядывающих ребят. Всё внимание мальчишек переключилось на отца, а затем на Якова, который от неожиданности застыл на месте, забыв о том, что его рука до сих пор находится в штанах.
“Паршивец! Паршивцы!” — свирепел отец, приближаясь к мальчишкам. Детский смех разлился по улице, когда ребята начали врассыпную разбегаться по улице.
Священнику было уже всё равно на разбежавшихся ребят, он схватил Якова за плечо: “Убери руку! Это грех! Как ты посмел?! Ты позоришь меня! Меня! Священника!”
В тот день Яков получил щедрую порцию побоев, а мальчишки с тех пор одарили его обидным прозвищем, которое закрепилось за ним на несколько лет. Тонкая связь, которая сдерживала неприязнь, порвалась, и Яков стал посмешищем в глазах местных ребят.
Яков тяжело справлялся с новым статусом изгоя. Лишь спустя некоторое время отец сжалился над сыном и объяснил, что даже если бы этого не произошло, любой другой случай рано или поздно спровоцировал бы подобную вражду.
“Каждый из нас утопает в страстях. Гнев, прелюбодеяние, уныние, зависть. Ты, хоть и мал, но уже погряз в грехах. Даже сейчас ты пребываешь в унынии, пока они пребывают в зависти. Они завидуют твоей сытости и потому ещё больше потешаются над тобой…учись…тебя ждёт лучшее будущее…их ждёт бедность…выживание…борись со своими страстями…”
Остальные слова для Якова были неважны — он услышал то, что желал.
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 11
