class="p1">И к вечеру они накрыли во дворе красного дома длинный стол, за которым уместились все жители чудной деревни. Скатерть стола была заляпана пятнами из разных цветов, стулья тоже были разного цвета — мне достался зелёный. И тарелки были разные. Но больше всего меня поразила еда. В основном на скорую руку собранный стол состоял из фруктов и выпечки. И были такие яства, которых я никогда не видела, а те, которые были мне знакомы, выглядели престранно.
— А почему лимоны жёлтые? — спросила я. Зелёный цвет, который сидел рядом, с улыбкой ответил:
— Потому что их выращивает сестрёнка Жёлтый цвет.
— И остальные фрукты раскрашены по тому же принципу?
— Да. Правда сами деревья зелёно-коричневые, потому что на ботанике всё равно специализируемся мы, с братцем Коричневым, и сажать все деревья и растения тоже мы помогаем.
— Вот как…
— А вот и десерт!
Девочки Розовый и Жёлтый цвета внесли большой квадратный пирог какого-то странного цвета — ни один из жителей цветной деревни не был такого оттенка. Когда мне отрезали один кусок, я оторопело спросила:
— А как же получился такой торт? Это из-за температуры жёлтый или розовый цвет стал таким?
— Нет. Это смешались розовый и жёлтый. Девочки же вместе его готовили.
Передо мной была разноцветная тарелка самых разных десертов и всего того, что я любила, но я даже думать боялась о том, чтобы съесть такую красоту. Вопросы один за другим возникали в голове, и я просто не могла держать их при себе — они сами слетали с губ.
— У вас у всех такой необыкновенный дар! Почему же вы не живёте среди людей?
Цвета, услышав мой вопрос, как-то сразу поникли. Их лица погрустнели, и я, когда начала беспокоиться, что ляпнула что-то не то, услышала ответ от Красного:
— Люди не принимают нас, потому что мы отличаемся от них.
Простая истина, но недоступная на тот момент моему пониманию. Да, я не понимала и не желала понимать, почему, натыкаясь на очевидную разницу, люди отводят взгляд и стремятся уйти подальше, когда сами, находя в себе что-то особенное, стараются это подавить и слиться с остальной толпой ничем не примечательных людей. Пусть сам ты не хочешь выделяться, почему нельзя радоваться исключительности другого? Ведь если у него что-то хорошо получается, он может своим творением сделать жизнь каждого лучше. Так я думала тогда. Так я думаю и сейчас.
— Это несправедливо, — тихо и неуверенно начала я, но по мере того, как вслух я выражала свою мысль, мой голос крепчал, и взгляд становился всё решительней. — Наверняка, вам никто этого не говорил, но ваши… способности, ваш талант мог бы всем нам помочь!
Цвета лишь молча опустили головы. Кто-то притворился, что ест, кто-то старался отвлечься, и лишь Красный не избегал разговора со мной:
— Ты одна так думаешь. Чем же, по-твоему, мы могли бы помочь миру?
Признаться, этот вопрос загнал меня в тупик. Я была уверена в своих словах, что в них сокрыта правда, но я не знала, как это доказать. И тогда вечерняя прохлада стала моим спасением.
— Утро вечера мудренее. Давайте я утром вам об этом расскажу! — улыбнувшись, предложила я. Красный долго смотрел на меня, а потом пожал плечами, мол «так тому и быть». Сейчас я действительно не могла ничего сказать, и единственная моя надежда была на то, что в мою прозрачную голову придёт хоть какая-нибудь толковая мысль.
Наступила ночь. Сытые цвета и я направились по домикам. Оранжевый, поскольку привёл меня, взял на себя инициативу устроить меня на ночлег.
И вот, я лежала на старенькой запасной раскладушке и внимательно осматривала обстановку вокруг. Казалось бы, комната как комната, но для меня даже эти четыре стены, раскрашенные цветными узорами, уже были новым миром, в котором лишь одна лишняя деталь — это я.
Я подняла свою руку и посмотрела на неё. Даже тени не отбрасывает… будто меня здесь и вовсе нет… От этого осознания мне стало ужасно грустно. Поняв, что не смогу уснуть, я тихонько вылезла из своей постельки и направилась на цыпочках к выходу. Проскользнув за дверь, я оказалась на крыльце. Вдохнув полной грудью холодный воздух, я позволила ночной прохладе отрезвить мою разгорячённую недавними событиями голову. Я закрыла глаза и, простояв так минуту, снова открыла, чтобы ещё раз увидеть перед собой эту маленькую сказочную страну, где каждый уникален, где никто ни об кого не споткнётся (ну, кроме меня, разумеется) только потому, что не увидел.
С апельсинового дерева, потревоженного порывом ветра, сорвалась пара листов и понеслась ко мне. Один из них я поймала своими прозрачными пальцами и задержала на нём взгляд. Тогда-то меня и осенила та самая толковая мысль, которую я ждала и которая перевернула весь наш мир уже наутро следующего дня…
Лишь только краешек солнышка показался на утреннем горизонте, я уже была на ногах и стояла на условленном месте. Один за другим цвета приходили, и когда все собрались, я повела их на поляну, которую мы вчера миновали с Оранжевым. Она как раз была недалеко от деревни. И там, стоя в их кругу, я, в оранжево-голубом пальто, сжимая в руках тот самый лист апельсинового дерева, спросила их:
— Что вы видите?
Они оглянулись.
— Эм… ничего? — неуверенно произнёс Фиолетовый.
— Именно! Вы ничего не видите. Таков наш мир — он пуст, прозрачен. Мы не видим друг друга, да и не хотим видеть, потому что не знаем, каково это. Но вы… — я подняла лист на уровень согнутой в локте руки, и, почувствовав порыв ветра, отпустила, позволив воздуху дальше нести его, — … но вы можете нам показать каково это — видеть близких и видеть красоту этого мира. В дожде, в солнце, в снеге — я прошу вас, покажите, что этот мир куда лучше, чем мы его знаем.
Я видела, что мои слова нашли отклик в их сердцах. Наверное, потому, что я сама говорила от всего сердца.
— Как? — спросили они.
— Разукрасьте наш мир. Братья Зелёный и Коричневый!
Они вышли вперёд из толпы на мой зов.
— У вас прекрасно получились деревья: их листва и стволы. Так дайте же цвета всем растениям на земле, чтобы все могли видеть ваше искусство! Голубой… — она тоже вышла, — … пусть твоим цветом будет окрашено небо. Ты даришь взору спокойствие, пусть каждый человек найдёт его в небесной голубизне!..
Одно за другим я называла их имена, и один за другим они отзывались на мой зов, окрылённые новой надеждой. И постепенно
