широком имперском контексте. Логичное решение о более четкой формулировке определения Горной Страны было принято благодаря аргументам сотрудников отдела истории XVIII–XIX вв. Института всеобщей истории Российской академии наук.
Во время работы над книгой мне представилась счастливая возможность обмениваться наблюдениями и комментариями с Ольгой Владимировной Хавановой из Института славяноведения Российской академии наук и Владимиром Викентьевичем Лапиным из Европейского университета в Санкт-Петербурге об общих чертах и особенностях окраинной политики европейских держав эпохи раннего Нового времени, в кулуарных беседах на одной из конференций империологов сопоставляя логику шотландской, венгерской и кавказской политики Лондона, Вены и Петербурга, логически продолжив сотрудничество в рамках совместной научной деятельности.
Многим я обязан моим британским коллегам из Центра изучения международной политики и глобальной стратегии Лондонской школы экономики и политических наук (ассоциированным членом коего я и был избран некоторое время назад), профессорам Доминику Ливену, Джанет Хартли и Полу Киннану, а также куратору грантовой программы для российских историков Элизабет Раян. Книга во многом творилась в архивах, и без щедрой финансовой поддержки этого именитого академического учреждения, а также Шотландского исторического института в Университете Сент-Эндрюса мои архивные изыскания в Великобритании в 2010–2014 гг. не состоялись бы. Вместе с тем считаю приятным долгом отметить, что моя первая конкурсная заявка положила начало продолжительным теплым отношениям с Домиником, Джанет, Полом и Лизой. И я испытываю по отношению к ним чувство глубокой благодарности не только за всемерную организационную и консультационную помощь в моих исследованиях и вояжах по Британии, но и за очень гостеприимный, домашний во всех смыслах этого слова прием.
Профессор Эдинбургского университета Гарри Дикинсон, один из ведущих специалистов по истории Великобритании в «долгом» XVIII в., не только весьма своевременно, промозглым декабрьским вечером, угостил меня чашкой горячего кофе, но и еще раз напомнил, как важно сохранять равновесие между теоретизированием и свидетельствами исторических источников. Доктор Мэтью Дзенник, защитивший в том же университете и в то же время диссертацию по истории шотландских полков во второй половине XVIII в., в свою очередь, любезно составил мне компанию за утренним чаем (хотя обычно время приема этих горячительных напитков наступает с точностью до наоборот) и поделился своим опытом работы с источниками по истории Горной Шотландии, провозгласив вместе со мной «республику писем».
Филипу Сардженту из Ливерпульского университета я обязан не только содержательным разговором об особенностях политики сэра Роберта Уолпола, но и некоторыми документами, иллюстрирующими процесс разоружения Горной Шотландии в 1725 г., на которые он обратил мое внимание во время совершенно случайной встречи в Британской библиотеке, где он их и обнаружил среди бумаг того самого Уолпола. Алан Форрест из Университета Йорка любезно отозвался на мое предложение рассмотреть восстания якобитов в Британии и восстание в Вандее в широком компаративном ключе и не пожалел времени, комментируя мои соображения по этому поводу. Кристофер Даффи, преподававший в Королевской военной академии в Сэндхерсте, на конференции в Национальном музее армии в Лондоне высказал весьма ценное замечание относительно невозможности однозначного определения выступлений якобитов как мятежей, восстаний или династических войн.
Благодаря всем этим замечательным людям по обе стороны Ла-Манша и Твида словосочетание «научное сотрудничество» обрело для меня глубокий и подлинный смысл.
Чувство бесконечной благодарности я испытываю к своим родителям, чья безграничная любовь, вера в меня и поддержка в конечном итоге и сделали возможным появление этой книги. Им я ее и посвящаю.
ВВЕДЕНИЕ
О чем пойдет речь в этой книге
Обращаясь к обычаям и нравам в Верхней и Нижней Шотландии в первой половине XVIII в., сэр Уолтер Скотт не только отдал должное романтической традиции в европейской литературе первой половины XIX в. В данном случае перед нами еще и любопытный пример эволюции образа шотландского горца. Скотт в своих исторических изысканиях и литературных опытах проводником в Горный Край, каким тот был во времена действия романа «Уиверли, или Шестьдесят лет назад», избрал современника и очевидца, никогда бы не наделившего «Робин Гудов» Хайленда теми удивительными качествами, которые вызывали восхищение образованной британской публики в первой половине XIX в.[1] Принимая активное участие в формировании романтической традиции восприятия Горной Страны, Уолтер Скотт в чем-то сам оказался под воздействием ее очарования.
И этот не только историографический факт по-прежнему играет важную роль в нашем восприятии прошлого[2]. По меткому выражению известного британского историка Т.Б. Маколея, до середины XVIII в. на Горную Шотландию смотрели «сквозь завесу предрассудков, которая затем сменилась яркими красками романтической поэзии, и было навсегда упущено время, когда могла быть нарисована во всей полноте истинная картина»[3].
И действительно, в первой половине XVIII в. в Соединенном Королевстве опубликовали более 50 различных по жанру и содержанию книг, представлявших географию, этнографию, политэкономию, историю, культуру Шотландии, — чуть меньше, чем за весь XVII в., но в три раза меньше, чем во второй половине XVIII в.[4] Лишь в следующей половине XVIII в. путевые заметки и дорожные дневники «открыли» рядовому читателю Хайленд.
В последние десятилетия феномен «открытия» Хайленда во второй половине XVIII — первой половине XIX в. плодотворно изучается зарубежной и отечественной исторической наукой[5]. Однако то же нельзя сказать о предыдущем периоде. Когда применительно к событиям 1688 г. на Британских островах говорят «Славная революция», то, кажется, дружно соглашаются с тем принимаемым многими «фактом», что она была такой еще и потому, что, помимо прочего, оказалась «бескровной» (выгодно отличаясь в этом смысле от бурной истории гражданских войн британского XVII в.). Но такая интерпретация революционных событий в действительности далека от реалий тех лет. В Горной Шотландии и Ирландии Славная революция увенчалась успехом только после подавления вооруженного сопротивления на гэльских окраинах в 1689–1691 гг. Окончательно революционное устроение вышло из-под угрозы реставрации изгнанных Стюартов только к концу 1759 г.
Такое положение дел во многом было связано с тем, что Шотландию и в начале XVIII в. отличало значительное региональное разнообразие, выражавшееся в разном понимании ее жителями социальных, экономических, политических норм и традиций.
С одной стороны, несмотря на перипетии революционного устроения в островных королевствах, 15 января 1707 г., после продолжительных и жарких дебатов, 110 голосами против 69 шотландский парламент принял решение о вступлении в унию с Англией. Английский парламент также принял этот договор, а через два дня королева Англии, Шотландии и Ирландии Анна Стюарт утвердила союз, коснувшись бумаги жезлом и заявив: «От наших подданных обеих наций мы желаем и ожидаем отныне, чтобы они обращались друг с другом со всем уважением и любезностью, чтобы всему миру стало ясно, что в своих сердцах они намерены стать одним народом»
