Книга Темный час - Дилейни Фостер

Она схватила мою руку и положила ее на свою левую грудь.

— Ты когда-нибудь раньше прикасался к девушке?

Девушке? Да. К Линдси Брекенридж, когда она пробралась в раздевалку после футбольного матча, да и то через мягкий лифчик. К взрослой женщине, которая годится мне в матери? Ни за что, блять.

Когда я не ответил, она улыбнулась.

Мне действительно нужно было выгнать эту женщину из комнаты. Травка сделала меня параноиком, и я знал, что моя мать может войти в дверь в любую секунду. На лбу и у основания позвоночника выступили мелкие бисеринки пота. Мое сердцебиение участилось. Она мою руку своей и сжала. Не так, как я себе представлял, должны ощущаться взрослые сиськи. Я всегда представлял их мягкими на ощупь, похожими на подушки из теплой плоти. Ее сиськи были твердыми и упругими, как утяжеленные мячи, которые мы использовали на футбольных тренировках.

— Тебе нравится? — спросила она. Ее голос с акцентом был низким и хриплым.

Мне это не должно было нравиться. Я не хотел, чтобы мне это нравилось. Но я был подростком, попавшим в зыбучие пески полового созревания. Конечно, мне это чертовски нравилось. Генетика не оставила мне выбора.

Она опустила другую руку между нашими телами и нащупала мою эрекцию.

— Чувствуется, что тебе это нравится.

Господи. Блядь. Какого черта она делала? Кто-то должен был забрать мимозы. КАК МОЖНО СКОРЕЕ.

Я сделал шаг назад, но наткнулся на комод. Теперь я был заблокирован.

— Бери рубашку и возвращайся вниз, пока тебя не начали искать.

— Никто не придет, — ее губы скривились в ухмылке. — Пока.

В следующее мгновение она уже стояла на коленях, прижавшись ртом к моему члену. В моей голове царил хаос, кричащий моему телу, что это полный пиздец и чертовски неправильно. Каждая гребенная вещь в этом была извращенной. Неправильно, неправильно, неправильно. Но я не остановил ее, потому что альтернатива означала навлечь гнев моего отца, как только эта женщина расскажет моей маме о травке и азартных играх. Я видел монстра, который жил под его сшитыми на заказ костюмами. Я знал, на что он способен. Я убил женщину из-за него. И, если честно, именно поэтому я не мог спать. Два года назад, перед костром на берегу озера Крествью, я нажал на курок и решил свою судьбу. Я был ребенком. Мы все были просто детьми. Кто, черт возьми, сделает это с тринадцатилетним ребенком? Братство Обсидиан, вот кто. И эта женщина была замужем за одним из них. Видимо, сжигание морали дотла было частью их свадебной клятвы.

Она стонала, обхватив мой член, словно ей чертовски нравилось то, что она делала. Желчь поднималась в моем горле, когда я боролся с желанием, разгорающимся в глубине моего живота. Я словно боролся с собственным телом, пытаясь отключить любые эмоции, кроме гнева. Это было хреново на многих уровнях.

Я не хотел этого.

Но я был не более чем мятежным ребенком, пытающийся вести войну, которую, как я знал, никогда не выиграю. Это было бы мое слово против ее. Мои родители не только позаботятся о том, чтобы я проиграл, но и уничтожат всех, кто когда-либо заключал со мной пари, просто чтобы доказать свою правоту. В этом доме никто не зарабатывал деньги без ведома моего отца. Быть причисленным к стукачам в школе, полной привилегированных засранцев, было равносильно смертному приговору. Добавьте сюда тот факт, что я не был биологическим ребенком своих родителей, а значит, вся эта безусловная любовь не распространялась на меня. Итак, я стоял здесь и меня облизывали. Буквально.

С этого момента мой самый темный час стал еще темнее.

После этого каждый воскресный бранч Британские Большие Сиськи каким-то образом находили дорогу в мою комнату. Я пытался найти способ уйти из дома, но по какой-то извращённой причине я ссорился с родителями накануне вечером и получал от мамы домашний арест. После первых двух визитов я ожидал ее прихода и убедился, что нахожусь достаточно под кайфом, чтобы мне было наплевать. Каждый визит заканчивался дрочкой, минетом или траханьем пальцами. Пока однажды в воскресенье — день, когда я потерял девственность — зыбучий песок не поглотил меня. Я был выше среднего роста, спортивного телосложения. Моя внешность всегда привлекала внимание, но в течение нескольких месяцев я сводил себя с ума, задаваясь вопросом, какого хрена она решила войти в мою комнату. Из всех подростков в мире…

— Почему я? — спросил я, когда она стянула с себя футболку, оторвавшись от моего члена.

Она засмеялась.

— О, милый, — сказала она, сделав преувеличенно надутое лицо и положив руку мне на щеку. — Ты действительно думаешь, что дело в тебе. — Она встала, натягивая шорты. — Нет, милый. Речь идет о мести. Это месть за годы жестокого обращения и пренебрежения. Это средний палец в сторону жизни, о которой я не просила. Ты не особенный… — Она сделала паузу и посмотрела на мой член с ухмылкой. — Ну, может быть, ты и особенный. — Она подошла к двери и остановилась, положив руку на ручку. — Ты хочешь знать, почему ты? Почему бы тебе не спросить свою мать? Это была ее идея.

Кровь отхлынула от моего лица. Это была игра. С самого начала все это было ложью. Она никогда не собиралась рассказывать моим родителям. Она использовала это, чтобы запугать меня. Она использовала меня. И моя мать позволила ей.

За что? Чтобы разозлить своего дерьмового мужа?

Весь гнев, боль и страдания, которые я держал на коротком поводке последние несколько лет, наконец, вырвались наружу. Я сорвался. Спрыгнул с кровати, натянул трусы, а презерватив так и остался на члене, потому что кого это, блядь, волновало, и выскочил из комнаты на лестницу.

— Ты послала ее? — крикнул я, как только оказался на кухне.

Моя мать сидела за огромным островом, беря сыр с доски с закусками и потягивая мимозу. Вокруг нее сидели еще три женщины и занимались тем же самым. Все они подняли головы и уставились на меня сквозь наращенные ресницы.

— Скажи мне, что она лжет, — я остановился перед мамой. Грудь вздымалась. Разум помутнел. — Скажи мне, что ты не посылала ее в мою комнату. — Мой голос дрогнул.

Скажи, что я значу для тебя больше, чем это. Скажи, что тебе не плевать.

Она ничего не сказала.

Вошел мой отец. Идеальное, блядь, время.

— Достаточно, сынок.

— Ты хоть представляешь, что она сделала? — Я указал на мать, которая выглядела скучающей от происходящего.

Он сжал челюсть.

— Я сказал, хватит.

Он знал.

Конечно, он знал.

Я