женского любопытства, а второе – против современных женщин, которые держат мужа под каблуком. Очевидно, что из такой морали пользу извлечь невозможно хотя бы потому, что мораль эта никак не соотносима со сказкой.
Особое значение Ш. Перро придавал своей сказке «Гризельда»[2]. Речь в ней идет о женщине, которая подвергается различным испытаниям со стороны собственного мужа. У Гризельды отбирают дочку, сообщают о ее смерти, сама она сослана на скотный двор, а в довершение всего муж разыгрывает спектакль женитьбы на красавице (а на самом деле – собственной дочери). В конце же добродетель жены вознаграждена – муж ее прославляет, и все, таким образом, разрешается благополучно.
В предисловии к сказке Ш. Перро писал, что «мораль “Гризельды” имеет целью побудить женщин терпеливо сносить всякие выходки мужей и показать, что нет такого грубого или сумасбродного мужа, с которым верная жена не смогла бы сладить благодаря своему терпению». Вывод довольно странный. Героиня возводится на пьедестал, автор призывает читателей восхищаться ее душевными качествами. Но стоит ли ею восхищаться? Ведь Гризельда соглашается на все, что ей приказывает муж, а он переходит от одной жестокости к еще большей.
Получается, что она своей безропотностью и терпеливостью потакает тирании мужа с поистине рабской покорностью.
Стремление к морализаторству приводит Ш. Перро к тому, что он заканчивает сказку «Красная Шапочка» таким нравоучением:
Из этой присказки становится ясней:
Опасно детям слушать злых людей,
Особенно же девицам,
И стройным, и прекраснолицым.
Совсем не диво и не чудо
Попасть волкам на третье блюдо.
Волкам… но ведь не все они
В своей породе откровенны.
Иной приветливый, почтенный,
Не показав когтей своих,
Как будто бы невинен, тих,
А сам за юною девицей
До самого крыльца он по пятам стремится,
Но кто ж не ведает и как не взять нам в толк,
Что всех волков опасней льстивый волк.
С учетом такого заключения вся сказка, даже если рассматривать ее как аллегорию, выглядит откровенно двусмысленной.
Общая направленность творчества Ш. Перро такова, что с назидательностью и поучениями соседствует изображение хитрости и подлости, которыми автор едва ли не восхищается.
Наиболее поразительна в этом отношении сказка «Мальчик-с-пальчик». Несмотря на предупреждение доброй жены Людоеда, оставшись ночевать в его доме, главный герой убеждается, что и он сам, и его братья ночью погибнут. Тогда герой меняет головные уборы на братьях и дочерях Людоеда, в результате чего «семь дочерей зарезаны и плавают в крови». Для того же, чтобы оправдать подобный жестокий обман героя, Перро помещает описание дочерей Людоеда, полное неприятных, отталкивающих деталей: «Эти маленькие людоедки обладали прекрасным цветом лица, потому что они ели свежее мясцо, как их отец, но у них были маленькие, серые, совершенно круглые глазки, нос крючком и громадные рты с длинными, очень острыми и широко расставленными зубами. Они были еще не очень злы, но в будущем много обещали, так как уже и теперь кусали маленьких детей, чтобы сосать у них кровь».
Мальчик-с-пальчик обманом заполучил все богатства Людоеда, «купил совершенно новую должность отцу и братьям и, таким образом, пристроил их, да сам устроился так, что лучше и не надо». Автор, как видно, не только не осуждает поступки своего героя, но как будто даже призывает читателя подражать стилю его поведения – ведь Мальчик-с-пальчик добился в жизни успеха.
В сказках Ш. Перро очень много жестоких сцен. В «Спящей красавице», например, есть следующий диалог между королевой-людоедкой, которая часто бродит «по дворам и задворкам замка, промышляя себе свеженького мясца», и дворецким:
«– Я хочу съесть за обедом маленькую Зарю (это ее внучка. – Ю.П.).
– Ах, Королева! – вскричал дворецкий.
– Я так хочу! – отвечала Королева (и сказала она это так, как говорит людоедка, которой захотелось свежего мяса), – и я хочу ее съесть под соусом Робер».
Это, конечно же, делает сказку неприемлемой для детей[3].
Наибольшее количество ужасных сцен содержится в «Синей Бороде». Жуткий, животный страх нагнетается в эпизоде, когда Синяя Борода дает жене отсрочку на семь минут и она трижды спрашивает у сестры, не едут ли братья, и получает отрицательный ответ. В это время муж «с громадным ножом в руках» кричит: «Спускайся скорей, не то я поднимусь наверх». Заканчивается же сцена следующим описанием: «Синяя Борода принялся кричать так, что весь дом задрожал. Бедная женщина сошла и бросилась к его ногам, вся растрепанная и заплаканная.
– Это ни к чему не поведет, – сказал Синяя Борода, – нужно умереть.
Потом, схватив ее одной рукой за волосы и занеся нож другой, он уже собирался отсечь ей голову».
И то, что в последний момент появляются братья, которые спасают сестру, и финал, где мы узнаем, что женщина вышла замуж «за очень достойного человека, с которым она позабыла о тех временах, когда жила с Синей Бородой», только подчеркивает ужас сказки.
Стоит ли говорить, что сказки Ш. Перро могут оказать отрицательное воздействие на неокрепшую детскую психику. Жестокость сказок не снимается полностью даже в пересказах для детей – с основой ведь ничего сделать невозможно.
Сказки Ш. Перро могут способствовать возникновению детских страхов. Часто дети после прочтения «Красной Шапочки», в особенности ее финала, начинают бояться волков.
В «Красной Шапочке» о волке, съедающем бабушку, говорится так: «Тут он бросился на добрую старушку и сожрал ее так, что и не осталось ничего, потому что он уже больше трех дней ничего не ел»[4].
К.И. Чуковский в своей книге «От двух до пяти» безотносительно к сказке Ш. Перро приводит следующий пример: «У бабушки большие очки. Андрюша гуляет с нею по многолюдному парку и очень боится волков. При этом в душе у него тлеет надежда, что если уж волки совершат нападение, то скорее всего на бабушку. Эту свою тайную надежду он выражает такими словами:
– Если какого человека съест волк, что он сделает с его очками? На себя наденет, что ли?»
Откуда у мальчика боязнь волков в многолюдном городском парке? Здесь очевидна связь с «Красной Шапочкой», где волк съедает бабушку и надевает ее очки. Такова, к сожалению, та «полезная мораль», которую ребенок извлек из сказки Ш. Перро.
Сказки братьев Гримм
Сюжеты сказок Якоба (1785–1863) и Вильгельма (1786–1859) Гримм полностью повторяют сюжеты народных сказок[5].
Но сказки братьев
