Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Что касается моих личных предубеждений – я готов был признать, что, быть может, переоцениваю ислам. И всё же… не утихало сомнение. Неужели моя оценка была полностью лишена объективных оснований? Взглянем на эти шесть карт – «снимков» исламского мира на шести этапах его существования.
Говоря об «исламском мире», я имею в виду страны с мусульманским большинством населения и/или мусульманскими правителями. Разумеется, мусульмане есть и в Англии, и во Франции, и в Соединенных Штатах, и почти везде на планете, однако, исходя из этого определения, называть Лондон, Париж или Нью-Йорк частью мусульманского мира было бы неверно. И всё же, даже согласно этому ограниченному определению, разве «исламский мир» не занимал на протяжении многих столетий очень значительные территории? Разве и сегодня он не занимает значительную часть Азии и Африки, не создает огромный «буфер» между Европой и Восточной Азией? Физически он занимает больше пространства, чем Европа и США, вместе взятые. В прошлом он был политически един, и воспоминания о его единстве важны для некоторых мусульман и сейчас. Глядя на эти шесть карт, я отказываюсь понимать, каким образом накануне Одиннадцатого Сентября людям удавалось не замечать, что ислам был и остается крупным игроком на поле мировой истории!
После Одиннадцатого Сентября восприятие изменилось. Немусульмане на Западе начали спрашивать, что такое ислам, кто все эти люди, что вообще там происходит. Эти же вопросы с новой силой и неотступностью встали и передо мной. В тот год, впервые за тридцать восемь лет побывав в Пакистане и в Афганистане, я взял с собой книгу, обнаруженную в лондонском букинистическом магазине – «Ислам в современной истории» покойного Уилфреда Кантуэлла Смита, профессора религиоведения в Университете Макгилла и Гарвардском университете. Смит выпустил свою книгу в 1957 году, так что «современная история», о которой он писал, закончилась больше сорока лет назад; и всё же его анализ поразил, даже встревожил меня тем, что безупречно подходил и к истории, разворачивавшейся на моих глазах в 2002-м.
Книга Смита пролила новый свет на информацию, известную мне с детства и из последующего чтения. Например, в школьные дни в Кабуле я прекрасно знал о существовании человека по имени Джамалуддин аль-Афгани[1]. Как и «все вокруг», я знал, что это важнейшая фигура в истории современного ислама, однако, честно говоря, никогда не задумывался о том, чем он заслужил этот титул, помимо того, что исповедовал «панисламизм» – что для меня звучало как какой-то сомнительный мусульманский шовинизм. Теперь, читая Смита, я понял, что основные положения «исламизма», политической идеологии, наделавшей такого шума в 2001 году, были отчеканены столетие назад этим интеллектуальным «Карлом Марксом» исламизма. Почему же даже само его имя большинству немусульман неизвестно?
Я снова нырнул в историю ислама, на этот раз не в поисках личной идентичности, но стремясь понять тревожные тенденции современного мне мусульманства: ужасные истории, происходящие в Афганистане, беспорядки в Иране, восстания в Алжире, на Филиппинах и в других местах, терроризм и шахидизм на Ближнем Востоке, всё бо́льшую радикализацию политического ислама и, наконец, появление Талибана[2]. Разумеется, думал я, внимательный взгляд на историю поможет мне понять, как дело дошло до таких ужасов.
И постепенно я начал понимать, как это случилось. Я начал понимать, что, в отличие от истории Франции, Мальты или Южной Америки, история исламских стран «где-то там, на Востоке» не представляет собой подраздел некоей единой мировой истории, общей для всех. Скорее, это целая альтернативная мировая история, сразу и отражающая ту, которую я пытался написать для техасского издателя (или историю, опубликованную издательством «Макдугал-Литтелл», для которой я писал «исламские главы»), и с ней соперничающая.
Эти две истории начались в одном и том же месте: между реками Тигр и Евфрат в древнем Ираке – и снова сошлись в одном месте, в глобальной борьбе, основными игроками в которой выступают исламский мир и Запад. Но между началом и концом они двигались разными – и всё же странно параллельными – путями.
Да, странно параллельными. Например, оглядываясь назад в контексте «западной» мировой истории, мы видим в древности великую империю, затмевающую собой все прочие: это Рим, родина мечты о едином вселенском государстве.
Оглядываясь назад из любой точки исламской истории, мы тоже видим единственную империю, воплощающую в себе мечту об универсальном государстве; но это не Рим. Это халифат раннего ислама.
В обеих историях великая древняя империя распадается под собственной тяжестью. Затем на рушащуюся империю нападают варвары-кочевники с севера: но в исламском мире «север» – это степи Центральной Азии, и варварами-кочевниками в этом мире оказываются не германцы, а тюрки. Но в обоих мирах захватчики расчленяют большое государство на лоскутное одеяло мелких монархических государств, объединенных единой правой верой: католицизмом на Западе, суннитским исламом на Востоке.
Мировая история – это всегда история о том, как «мы» добрались до своего нынешнего «здесь и сейчас»; так что структура и облик повествования неизбежно зависит от того, кого мы понимаем под «нами» и что понимаем под «здесь и сейчас». Западная мировая история традиционно предполагает, что «здесь и сейчас» – это демократическая индустриальная (или постиндустриальная) цивилизация. В США это убеждение совершает и следующий шаг: вся мировая история движется к рождению фундаментальных идеалов свободы и равенства и, как следствие, к возникновению супердержавы, ведущей планету в светлое будущее, построенное на этих принципах. Таким образом, предполагается, что у истории есть направление и, по-видимому, конец – где-то по ходу дороги, по которой мы идем сейчас. Еще один вывод, более сомнительный – что в том же направлении идут все народы, хотя и с разной скоростью: кто-то поздно начал, кто-то движется слишком медленно, почему мы и называем их «развивающимися странами».
Когда идеальное будущее, представляемое как постиндустриальное западное демократическое общество, принимается за конечную точку истории, нарратив, ведущий к нашему «здесь и сейчас», включает в себя примерно следующие ступени:
1. Рождение цивилизации (Египет и Междуречье).
2. Классическая эпоха (Греция и Рим).
3. Темные века (возникновение и распространение христианства).
4. Возрождение: Ренессанс и Реформация.
5. Просвещение (развитие естественных наук).
6. Революции (демократические, индустриальная, технологическая).
7. Возникновение национальных государств; борьба за империю.
8. Первая и Вторая мировые войны.
9. Холодная война.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
