могли мне соврать. Чтобы там не говорили, но мертвые не умеют хранить секреты. Даже мертвые боги. Хотя, признаю, смерть лучший способ секреты прятать. И некоторое люди в искусстве прятать весьма преуспели. Не говоря уже о богах. Поэтому мне тоже известно далеко не все, но гораздо, гораздо больше, чем я должен был бы знать, или чем бы того хотел.
Ты ведь уже догадался кто я? Да, дружище?
Ты прав! Я он самый. Я – Грач! Я тот самый мародёр! И это моя подлинная история.
А началась она на Солевых шахтах халкана Мирира, где я, не помнящий ничего раб, каждый день спускался в шахту добывать то, что сделает элиту страны сильнее. А нас слабее. Это им Соль, что поможет Сути возрасти, а нам газ, что Суть не уменьшает, с этим рабский ошейник прекрасно справляется, но убивает тело. И быстро. Не плохой размен. Для элиты неплохой, десяток бесполезных полутрупов, ради силы и власти. Но к черту все.
Моя жизнь началась с падения с телеги и это первое, что я помню. Все, что было со мной до этого, скрыто в тумане. Как, где и почему мою шею украсил рабский ошейник я не знал. Как не знал и кто я. Ни прошлого, ни имени, ни малейших знаний об окружающем мире. Я быстро уяснил, что надо работать, махать кайлом в пещере, ползать на коленях собирая песчинки Соли, тащить наверх тяжелые, забитые под горлышко, кожаные кули. Зубами выгрызать место у костра и никому не отдавать свою пайку еды. Я быстро стал своим, точнее меня молча приняли и не особо донимали. Молча, потому как рабы долго не живут и особо дружбу заводить не зачем.
Я бы так и прожил сколько бы пришлось, месяц, два, полгода, может даже год, но в один слишком солнечный день, во время спуска в шахту, рядом со мной упал старик. С его падения и началась вся эта история.
Глава 1
Длинная вереница мрачных, тощих людей в лохмотьях медленно входила в шахту, широко распахивая глаза от резко обрушивающейся темноты. Их головы низко опущены, их грязные волосы спутаны, их взгляды пусты и равнодушны. На теле каждого множество мелких царапин и шрамов побольше. Голые спины некоторых пересекают глубокие, гноящиеся раны, говорящие о непокорности или воровстве и понесенном наказании. В руках у каждого кайло, за поясом десяток пустых кулей за спиной небольшой мех с мутной, противной, теплой водой. На шее сверкающий смертельным заклинанием ошейник раба. Ряд нестроен, шаг неровен, но каждый знает свое место, никто не наступает идущему впереди на пятки.
Так мы дойдем до развилки, а затем разделимся и разбредемся по шахте в поисках еще не выработанных жил с Солью. Соль – основа силы и экономики империи. Соль – самый ценный ее ресурс. Соль – то, за что нас боятся и ненавидят. Так нам говорят.
Нам говорят, что мы обеспечиваем безопасность всей страны. Нам твердят, что на наших тощих плечах держится все. И мы должны быть горды, что Соль, так нужная там наверху, убьет нас здесь внизу. Но те, кто останутся там, те, кому предназначается Соль, сделают все, чтобы люди кого мы когда-то знали и любили не стали жертвами врагов. Тех, кто нас ненавидит. Тех, кто мечтает о крахе империи. Тех, кто стремится вырезать всех нас до одного. Может быть, кто-то и верит в эти рассказы, я нет. Может кто-то и переживает за тех, кто остался на свободе, я нет.
Я раб. Раб без имени, без семьи, без прошлого и без будущего. Я ничего не помню. Я не знаю, кем был до того, как попал сюда. Не знаю, сколько мне лет. Не помню, была ли у меня семья, остались ли родные или близкие люди. Вся моя жизнь, вся моя семья в этой длинной веренице людей в лохмотьях с инструментом в руках и мехом воды за плечами. И я иду с ними, шаг за шагом спускаясь все ниже в шахту.
Кашель впереди заставил поднять голову, вглядеться в темноту. Из вереницы шагнул в сторону человек, схватился за грудь, согнулся пополам в жестоком приступе кашля. Откашлявшись, выпрямился, сплюнул на пол комок слизи и встроился в вереницу. Люди молча, расступились, позволяя ему занять место. Головы лишь на мгновение приподнялись и снова опустились. Я тоже уставился на деревянные подошвы сандалий.
Кашель повторился снова. Я поднял голову. Человек вновь шагнул в сторону и на этот раз приступ был сильнее, заставив его упереться ладонями в колени. Выплюнув очередной ком слизи, человек выпрямился, тяжело вздохнул, задрал голову, словно обращаясь к богам, затем обернулся и скривился.
Я узнал его. Старик, что в первые дни моего рабского быта, взял меня под свое крыло. Если бы не он, то я бы, скорее всего, не шел среди спускающихся в шахту рабов. Я был бы уже мертв. Он не позволил запугать меня, отобрать скромную пайку, превратить в раба рабов, готового на все ради ложки еды. Это он заново рассказал мне про Суть и научил ей пользоваться. Я должен ему. Должен ему свою жизнь. Ну же, старик держись.
И он выпрямился, сплюнул и вновь вошел в вереницу. Но я понимал - старик не выживет. Он слишком сильно кашляет, слишком медленно передвигает ногами. Его тощие пальцы едва держат кайло, а еще пустая сумка тянет к земле. Каждые пару шагов он на мгновение замирает, зажимает рот ладонью, наклоняет голову и кашляет. Тихо, беззвучно, видно лишь как сотрясается его спина. Но кашель становится сильнее, и старик сгибается, упирается ладонями в колени, позволяет себе пару раз тихо кашлянуть. Но и это не помогает, и старик приваливается к стене, тяжело дышит, опасливо косясь на идущих мимо.
Так нельзя. Нельзя останавливаться, нельзя мешать тем, кто идет за тобой. Это правило. Старик нарушает правило. Одно из многих. А правила нарушать нельзя. Если их нарушать последует наказание. Плеть. Пропитанная солью, отмоченная в уксусе плеть из семидесяти тонких полосок кожи. После нее на спине остаются не заживающие раны. А через пару дней, на жаре, в грязи и пыли, они начинают гноиться, распространяя по округе аромат гниющей плоти. И жирные мухи, и муравьи кровопийцы, и оводы, и сколопендры не в состоянии удержаться. Они бегут, летят, ползут и жалят, кусают, пьют кровь и гной, причиняя человеку боль, делая рану шире. И рана не заживет долго, а
