— Тетя?! — я подскочила с места, подлетев к Розе, схватила ее за руки. — Тетя, что с тобой?
— Дыхание перехватило, — прокряхтела она и тут же закашлялась.
Я кинулась к журнальному столику, на котором всегда стоит кувшин с водой, наполнила стакан и поднесла его тете.
— Ты когда-нибудь меня доведешь, — поддерживаемая мною, она прошла к креслу и упала в него. — И чего я тут распинаюсь перед тобой? Все равно ведь не разубедить. Ты постоянно находишь себе проблему и увязаешь в ней по самые уши, а потом, сидя дома в безопасности, делаешь вид, что ничего не произошло.
Тетя выглядит неважно. Мне стоит почаще вспоминать о ее возрасте. Не древняя старуха, но и не девушка — скоро за пятьдесят перевалит, а волосы уже все седые. «Это из-за твоих проделок», — напоминает она мне с улыбкой в очередной из наших вечеров воспоминаний.
Я не милый подарочек на день рождения, а скорее злая шутка на День всех святых. И ведь она могла избавиться от меня давным-давно: вернуть в приют — и делов-то. Но нет, Роза Куприянова все доводит до конца, и если взяла воспитанницу, то поднимет ее и на ноги поставит. Моя благодарность к ней безгранична, но и оставаться подле нее всю жизнь не смогу.
— Марк со мной поедет, — повторяю вновь. — Я ему все деньги отдам, и будет он выдавать мне их по мере необходимости. Обещаю тебе.
— Да не в деньгах дело, мышка, — тяжело вздыхает тетя, привычным жестом погладив меня по щеке. — Ты девочка головастая, я верю, сумеешь найти выход из любой ситуации, вот только сперва ты найдешь вход в самую ужасную из них. Твоя непоседливость тебя когда-нибудь погубит.
— Клянусь не делать глупостей, — подняв руку, прикладываю ладонь к сердцу, — обходить стороной неприятности и бежать подальше от опасности.
Она треплет меня по голове, легко улыбаясь, заставляя морщинки собраться вокруг глаз.
— Но Марка я все же проинструктирую, — возвращает себе суровое выражение лица. — И в его же интересах придерживаться установленных правил.
***
— Где билет? — девушка в панике хлопает себя по карманам и ни в одном из них не нащупывает билета. — Черт, неужели я забыла…
— Саня, — Марк привлекает внимание подруги, а потом дергает за ремешок небольшой сумки, висящей на ее шее. — Все здесь. Ты чего разволновалась так? Мы все несколько раз проверили, никаких проблем быть не может. Еще минут двадцать — и пойдем на посадку. Вдохни поглубже.
Девушка делает глубокий вдох и несколько коротких выдохов. Повторяет данное упражнение несколько раз и перестает ощущать дрожь в ногах. Тетя была права: она, кажется, не готова. И почему вообще сейчас? И отчего вдруг Кёльн? Она ведь немецкий начала учить только наперекор всем: большинство одноклассников пошли на английский, не могла же она последовать за ними.
— Если ты передумала, то мы мож…
— Нет! — Саша широко распахивает глаза, взглянув на друга снизу вверх: ее летние мокасины ничуть не прибавляют ей роста. — Я в норме. Немного перепугалась насчет билетов, но, как видишь, напрасно. Полный порядок.
Марк пожимает плечами. Нет так нет. Они находятся недалеко от стойки регистрации, дабы успеть туда первыми, не хочется стоять в огромной очереди. В руках каждого по спортивной сумке. Куприяновой все равно в чем ходить, а Сакс может обойтись и барсеткой.
— Тетя Роза пообещала вырвать мне руки и вставить их вместо ног, — молодой мужчина толкает подругу вбок, привлекая внимание, — если мы не вернемся через месяц.
— Месяц? — рассеяно откликается девушка. — Месяц?! — она понимает смысл сказанного. — Никто не говорил о месяце, и речи не было о тридцати днях.
— Ничего не знаю, — разводит Марк руками. — Мне дороги мои конечности, так что сама с тетей разбирайся.
Саша фыркает и отворачивается. За стойкой на них посматривает одна из контроллерш, проверяющих билеты. Незнакомка приветливо улыбается, но Куприянова не собирается изображать приступ вежливости и просто отводит взгляд. Ее взбесило то, что она забыла обговорить с тетей период ее пребывания в Кёльне.
Над головой объявляют о посадке.
Марку не надо повторять. Он хватает задумавшуюся подругу за локоть и тащит к стойке. Минуту билеты находятся в руках проверяющей, еще три — и двое устраиваются на своих местах. Девушка почти успокаивается. Необязательно ведь возвращаться через месяц, всегда можно уговорить тетю еще дней на тридцать, а то и шестьдесят. Сакс касается ее руки, заставляя посмотреть на себя.
— Когда приземлимся, прошу, не отходи от меня, — серьезно произносит он. — Держись рядом и не смей выкидывать никаких фокусов. Это не Россия, там другие законы и другие люди, которые могут не понять тебя и твой нездоровый юмор. Ты меня поняла?
Куприянова кивает не потому, что согласна со словами друга, а потому, что ей не нравится этот разговор. Лучше пусть он покричит на нее потом, вытаскивая из очередной задницы, чем портит настроение сейчас.
— Буду ходить за тобой как привязанная, — девушка опускает голову на мужское плечо. — Ты еще сам захочешь от меня отделаться.
***
Кёльн встречает нас нелетной погодой. Мы кружим высоко над аэропортом, ибо не можем приземлиться из-за сильных порывов ветра. Через некоторое время капитан сообщает пассажирам, что, скорее всего, придется лететь в другой аэропорт. Вокруг тут же поднимается волна негодования. Я не вслушиваюсь в перешептывания, а то и перекрикивания людей. Меня интересует вид из иллюминатора. Сплошная тьма внизу под самолетом и редкие всполохи света. Звуки грома до нас не доносятся, но на Земле определенно царит какофония. Меня пугает подобная погода. Никогда не была большой поклонницей угнетающей атмосферы.
— Добро пожаловать в Кёльн. Надеемся, вы хорошо проведете здесь время, если, конечно, сумеете не попасть под удар молнии или не разобьетесь на самолете из-за нехватки топлива.
Закрываю глаза, пока Марк продолжает нести чушь, пугая этим других пассажиров. В монолог друга вмешивается голос капитана с приятной новостью: нам дали разрешение на посадку.
— Какова вероятность, что после удара молнии ты заговоришь на всех языках мира? — поворачиваю голову вбок. — Ты никогда не думал о подобном? Ну, выйти из дома с чем-нибудь металлическим и подождать.
— Я думал о том, каково это — спрыгнуть с крыши. Полетел бы я или же проклятое притяжение сработало бы и в моем случае?
— Мы оба об этом думали, — возвращаюсь глазами к иллюминатору. — И делали это на крыше дома, если не забыл, и я предлагала поспорить, но ты струсил.
— Не струсил, — надувается Марк. — В отличие от тебя, у меня имеется хоть какой-то зачаток разума, он-то меня и уберег от твоего идиотизма.
Фыркаю, а затем улыбаюсь, оживляя воспоминания. Само собой, в тот день я не собиралась никуда прыгать, я и на крышу-то залезла только ради того, чтобы показать, что не трушу, правда, все время, пока я там находилась, мои колени подгибались.
