Глава 1
Николай
–Когда это началось, Ник?
–Я не помню. С незапамятных времен.
–Ты можешь описать, что я сейчас чувствую?
–Да. Выглядит как коричнево-оранжевое облако пыли, а пахнет… как будто мокрая листва.
–Что еще?
–Ваши эмоции. Я вижу их. Вы не верите мне, но взволнованы, поскольку прежде не сталкивались с подобным. Для вас это нечто новое.
–И ты зовешь это «провидением»?
–Я понятия не имею, как это назвать. Поискал подходящее определение в словаре и обнаружил это слово. Больше нет ничего подходящего.
Врач что-то помечает себе.
–Ты всегда обладал этой способностью? Видеть «чувства»?
–Да, «nechistaya sila». Верно, мама?
Доктор смотрит на мою мать, а после поворачивается ко мне.
–Что это означает?
–Нечистая сила внутри меня.
–Думаешь, термин «провидение» не подходит?
–Мне это не нравится. Не хочу обладать такими способностями. Вы можете меня вылечить?
–Думаю, лечение поможет. В тебе нет нечистой силы, Николай. Твой мозг играет с тобой злую шутку, заставляет думать, будто ты можешь ощущать чувства других людей.
–Но я вижу облака пыли, пробую их на вкус.
–Всего лишь галлюцинации.
–Хотите использовать электрошоковую терапию?
–Что-то вроде.– От улыбки доктора веет гарью, рождая у меня желание лгать.– Представь, что твой мозг – это компьютер, у которого произошел небольшой сбой. А чтобы его устранить, нам нужно включить и выключить систему. Ток предназначен для перезагрузки.
–Вы собираетесь выключить, а затем включить мой мозг?
–Просто объясняю, чтобы ты понимал метод лечения.
–Я не знаю…
–Лекарство ведь не помогает, верно?
–Нет. Ненавижу таблетки. От них я становлюсь заторможенным.
–Думаю, что этот способ лечения больше подойдет для твоего недуга.
–Значит, я болен? Отец мне так и сказал перед тем, как ушел. Больной на голову.
Натянуто улыбнувшись, он продолжает, словно не слышал моих слов.
–Что думаешь Николай? Готов попробовать?
–Думаю, да.
–Очень хорошо.– Доктор снова смотрит на мою мать.– Если вы подпишете согласие от его имени…
–Мама?
Она отворачивается от меня. Возможно, все изменится, если я соглашусь на лечение.
Меня отводят в другую комнату и заставляют лечь. Что-то вкалывают в руку и надевают на лицо маску. Стоит вдохнуть газ, я становлюсь легче воздуха и взлетаю к потолку. Взглянув вниз, моргаю. Я сплю с приклеенными ко лбу липкими подушечками и засунутой в рот палкой.
Доктор с искусственной улыбкой нажимает на кнопку и ничего не происходит. Только моя нога, торчащая из-под простыни, немного дрожит, будто замерзла из-за того, что ничем не накрыта.
Секундой позже мое сознание разлетается на куски. Пронзившая меня молния ослепляет, разрывает и обжигает одновременно. Вспышка повергает мысли в хаос, а затем все резко меняется и перед глазами мелькает серость мертвой плоти.
И в этом сне я кричу: «НЕТ! ХВАТИТ! ПОЖАЛУЙСТА!»
Медсестры и доктора, до этого спокойно сидящие на своих местах теперь мечутся вокруг меня. Мое сердцебиение ускоряется, словно тело пронзила громовая стрела. И это не прекращается до тех пор, пока все – громкий шум и ужасная боль – не сливается воедино.
«ОЧНИСЬ!»
Доктор выключает аппарат. С треском молния исчезает, и я прихожу в себя.
Открываю глаза и втягиваю воздух так, словно не дышал годами. Агония разрывает голову. Вокруг раздаются голоса:
–Он был под полным наркозом…
–Сильная тахикардия…
–Невозможно…
Усевшись, я слышу еще более растерянные вскрики. Отшвыриваю электроды, снимаю липкие подушечки со лба и вырываю трубки из руки.
–Николай, пожалуйста, успокойся…
Сбрасываю тонкую простыню. Убегая, ощущаю холодный пол под ногами. Чьи-то руки пытаются схватить меня, но я ускользаю. Боль стучит в голове подобно барабану, подталкивая меня к двери. Бегу, но слепящий дневной свет останавливает меня словно кирпичная стена. Вскидываю ладонь, прикрывая глаза. Меня грубо хватают и тащат назад.
Я сопротивляюсь, но они сильнее, а свет такой яркий… слишком яркий.
–Ты все еще с нами, Ник?
Резко моргнув, я отвел взгляд от единственной висевшей над столом лампочки. Потребовалась секунда, чтобы отбросить воспоминание и осознать реальность. Мелькающие перед внутренним взором картинки сменяли друг друга, будто сцены из телешоу. Четырнадцатилетний мальчик в больничной рубашке превратился в двадцатичетырехлетнего накаченного и покрытого татуировками парня. И будь я проклят, если еще хоть кто-нибудь попробует отправить меня в пси-хушку.
