Когда мы переехали в этот викторианский дом времен королевы Анны шесть лет назад, мы были молодоженами, у которых было больше энергии, чем денег. Мы проводили выходные, крася и стуча молотком, вытаскивая старый ковер и латая дыры в гипсокартоне.
Веселье длилось около трех месяцев. Потом это стало утомительным. Затем превратилось в битву характеров. Мы против дома, который, казалось, был полон решимости оставаться в состоянии упадка, независимо от того, как упорно мы пытались его обновить.
Мы заменяли сломанную водопроводную трубу, а потом отключался обогреватель. Мы обновляли древнюю кухонную технику, а потом обнаруживали ядовитую плесень в подвале. Это была бесконечная карусель ремонтов и замен, которая истощила наши финансы и наше терпение.
Майкл планировал заменить протекающую крышу в этом году.
Иногда я задаюсь вопросом, что останется в моем списке дел, когда я умру.
Но потом я заставляю себя думать о чем-то другом, потому что мне и так достаточно грустно.
Я приношу два пластиковых ведра из гаража на кухню и ставлю их на пол под теми местами, где с потолка капает, затем достаю швабру. Требуется почти час, чтобы собрать всю воду и высушить пол. Как только заканчиваю, я слышу, как открывается и закрывается входная дверь. Я бросаю взгляд на часы на микроволновке.
Десять часов. Как раз вовремя.
Моя экономка Фиона заходит на кухню. Она бросает на меня взгляд, роняет пластиковые пакеты с чистящими средствами, которые держит в руках, и издает душераздирающий крик.
Я даже не подпрыгиваю от звука, и это свидетельствует о том, насколько я измотана.
— Я действительно так плохо выгляжу? Напомни мне немного накраситься, прежде чем ты придешь на следующей неделе.
Тяжело дыша, с побелевшим лицом, она опирается рукой о дверной косяк и крестится.
— Боже правый! Ты до чертиков меня напугала!
Я хмуро смотрю на нее.
— А кого ты ожидала? Санта-Клауса?
Смех Фионы тихий и слабый ‒ такой контраст с ее внешностью и манерами.
Шотландка по происхождению, она пухленькая и привлекательная, с ярко-голубыми глазами, румяными щеками и крепкими ногами. Ее руки красные и огрубевшие от многолетней работы по уборке домов. Хотя ей чуть больше шестидесяти, у нее энергии как у женщины вдвое моложе.
То, что она помогает мне содержать дом в порядке, ‒ дорогая роскошь, но двухэтажный дом площадью более пяти тысяч квадратных футов и, кажется, миллионом укромных уголков и трещин, которые собирают пыль, нуждается в постоянной уборке.
Она качает головой, обмахиваясь веером.
— Уф! У меня аж сердце заколотилось, моя дорогая! — Фиона хихикает. — В последний раз это было так давно.
Затем она становится серьезной и пристально смотрит на меня, вглядываясь так, как будто не видела меня сто лет.
— Как ты, Кайла?
Я отвожу взгляд. Я не могу лгать, глядя прямо в эти пронзительные голубые глаза.
— Я в порядке. Просто пытаюсь себя чем-то занять.
Она колеблется, как будто не уверена, что сказать. Затем порывисто выдыхает и делает беспомощный жест в сторону окна и вида на обложенный облаками Пьюджет-Саунд за ним.
— Я очень сожалею о том, что произошло. Я читала об этом в газете. Такой шок. Могу ли я что-нибудь сделать?
— Нет. Но спасибо тебе, — я прочищаю горло. Не плачь. Не плачь. Возьми себя в руки. — Ты сегодня не занимайся кухней, понятное дело. Я найду кого-нибудь, кто придет и посмотрит на протечку, но пока что нет смысла убирать здесь, если все снова зальет. Мой кабинет на этой неделе не нуждается в уборке, а еще…
Я сглатываю комок в горле.
— Еще, возможно, пропустим кабинет Майкла. Я думаю, что хотела бы оставить все как есть на некоторое время.
— Я понимаю, — мягко говорит она, — так ты останешься?
— Да. Я буду здесь весь день.
— Нет, я имела в виду, ты останешься в доме?
В ее тоне есть что-то странное, подтекст, которого я не улавливаю, но потом я понимаю. Она беспокоится о том, сохранит ли работу.
— О, я не смогла бы продать его сейчас. Еще слишком рано принимать такое важное решение. Может быть, через год или два, когда все будет более-менее улажено. Я не знаю. Честно говоря, сейчас я не заглядываю в будущее.
Она кивает. Мгновение мы стоим в неловком молчании, пока Фиона не указывает через плечо.
— Возьмусь за работу.
— Ладно. Спасибо тебе.
Фиона поднимает сумки с того места, где уронила их на пол, затем поворачивается, чтобы уйти. Но внезапно оборачивается и выпаливает:
— Я буду молиться за тебя, дорогая.
Я не утруждаю себя тем, чтобы сказать ей, чтобы она не тратила время попусту.
Я знаю, что безнадежна, что никакие молитвы во вселенной не могут мне помочь, но это не значит, что я должна быть грубой. Я просто прикусываю губу, киваю и глотаю слезы.
Когда она выходит, мой взгляд падает на письмо на столе.
Я не могу сказать, что заставляет меня это делать, но не успеваю я опомниться, как сажусь писать ответ. Я пишу его на обороте письма, которое прислал мне Данте.
«Чего ты ждешь?».
Я отправляю его по почте, пока у меня не сдали нервы. Проходит неделя, прежде чем я получаю ответ, и он даже короче моего. На самом деле, это всего лишь одно слово.
«Тебя».
В правом нижнем углу бумаги я вижу засохшее пятно ржавого цвета, похожее на пятно крови.
2
Я кладу письмо в дальнюю часть ящика с нижним бельем и оставляю его там, решив забыть о нем. Если придет еще одно, я могу позвонить милому детективу, который допрашивал меня после аварии, и узнать, что он думает по этому поводу. Может быть, я попрошу его разобраться, кто вообще такой этот Данте и посмотреть, что он сможет выяснить.
Данте Алигьери, судя по имени на обратной стороне конверта, и имя звучит как полнейшая выдумка.
А пока у меня есть другие причины для беспокойства.
Помимо новой протечки крыши также выяснилось, что в доме проблемы с электричеством.
Люстра в столовой мерцает. Я слышу хлопки и потрескивание, когда нажимаю на выключатель в главной спальне. Время от времени сам по себе срабатывает дверной звонок.
Я пыталась дозвониться трем разным местным кровельщикам, но мне никто не перезвонил. Так что теперь я жду мастера по дому, какого-то парня по имени Эд. Я наткнулась на его карточку на дне ящика с кухонным хламом, когда искала ручку.
Не знаю почему, но я ожидаю увидеть пожилого мужчину с лысеющей головой и пивным животом,
