в огонь. Девушка прислушалась опять, но больше ничего не услышала. «И впрямь, наверное, ветер, — подумала она. — Разве услышишь человеческий голос среди этих взбесившихся песков пустыни?»
От этого, а может быть потому, что Хашим все продолжал тянуть ее за рукав, Махидиль рассерженно повернулась и сбежала вниз по склону.
— С бурей шутки плохи, — хмуро встретил их шофер, трогая исправленную им машину с места. — Играть с ней — все равно что совать голову в соломорезку. Особенно страшен «черный дьявол».
— «Черный дьявол»? — переспросила Махидиль.
— Вот именно, «черный дьявол», — повторил шофер. — Берегись, когда ветер гонит такой шар по пустыне. Он ударяет со страшной силой — хоть сам из травы, а тверже камня.
— Значит, на сей раз мы спаслись от смерти?
— Напрасно иронизируете, — буркнул Хашим, сидевший рядом с шофером.
Казалось, непогода закрутила надолго. Но на следующий день ветер неожиданно стих. Смерчи, носившиеся по пустыне, бессильно улеглись на землю, разложив свою добычу на песке, словно на дастархане[3]. Первыми налетели на угощение вороны и, каркая, принялись утолять голод. Все больше птиц собиралось тут. И хотя пищи было вдоволь и ссориться и драться из-за нее не имело смысла, шум и галдеж были такими, что привлекли внимание беркута, этого царя пустыни.
С достоинством опустившись на землю, он в два-три скачка достиг места трапезы. Здесь для него были приготовлены степные крысы, ежи, черепахи с расколотыми панцирями, суслики, змеи, ящерицы. Довольный столь разнообразным выбором, беркут гордо огляделся. Вороны притихли и отошли в сторону. Беркут принялся за еду. Но не успел он вонзить клюв в пищу, как его насторожили незнакомые звуки — какой-то скрежет, голоса, смех. Озлившись, беркут широко распластал крылья, взлетел и начал гневно кружиться над барханами.
Да, его царству действительно грозила опасность. В этих местах, где досель не ступала нога человека, появилась колонна грузовиков, бульдозеров, тягачей. Далеко разносились рокот моторов и веселые людские голоса.
«Откуда эти пришельцы? Что им здесь нужно?» С громким протестующим клекотом беркут взмыл в голубую высь.
II
— Приехали, — сказал шофер и, облегченно вздохнув, заглушил мотор.
Хашим Балтаев настоял, чтобы Махидиль остановилась под гостеприимным кровом его дома.
— Я друг вашего покойного брата, а моя жена, Махмуда, — ваша школьная подруга. Вам будет что вспомнить, о чем поговорить после хорошего, вкусного ужина, — улыбнулся Хашим и широким жестом распахнул дверцу машины.
И вот ветер беснуется уже за окном, и под его завывание квартира кажется особенно уютной, а ее обитатели — такими симпатичными и милыми. Давно заснули дети. Из соседней комнаты доносилось их посапывание. Хашим, намаявиись за день, сразу после ужина лег отдыхать. Подруги остались в столовой одни. Движок давно перестал тарахтеть, электричество погасло, и на столе мигала керосиновая лампа, заботливо зажженная матерью Хашима. Минутная стрелка уже не раз обошла циферблат, но беседе подруг, казалось, не будет конца.
— Ты очень похорошела, Диленька, — говорила Махмуда, обнимая гостью. — Совсем красавицей стала.
— Ну что ты, подруженька, — смущалась Махидиль. — Уж ты скажешь...
— Нет, нет, нет! — упорствовала та. — Ты стала представительной, уверенной в себе, смело смотришь на людей. Это тебя очень красит... Вот у меня — иное дело. Дети, муж, дом, семья... От этого не похорошеешь, не помолодеешь... Видишь, сколько у меня морщин? Все от забот... Где наша молодость?.. Помнишь, как мы резвились? — Махмуда вздохнула.
— Тебе ли сетовать на судьбу? И дети у тебя здоровы, и муж хороший. И вовсе ты не изменилась, разве чуточку пополнела, но выглядишь лучше прежнего. Семейная жизнь пошла тебе на пользу, — говорила Махидиль, успокаивая подругу.
Махмуда отвернулась и дрожащими пальцами принялась катать по столу хлебный шарик.
Они учились в одном классе, но вскоре после окончания школы Махмуда начала избегать подругу. Спустя некоторое время Махидиль поняла причину этого охлаждения. Тут был замешан Хашим.
...Однажды в магазине, куда она зашла за покупками, к ней обратился молодой человек.
— Не узнаете? — улыбнулся он. — А я вас сразу узнал. Вы Махидиль, не так ли? Я помню вас еще маленькой, а теперь вот как вытянулись, похорошели, стали настоящей красавицей...
Махидиль покраснела от смущения и хотела прошмыгнуть в дверь, но молодой человек преградил ей дорогу.
— Неужели вы меня не помните? А ведь я часто бывал в вашем доме. В каком классе вы сейчас учитесь?
— Кончаю десятый.
— Куда собираетесь поступать после школы?
— Не знаю, еще не решила...
— Поедете, конечно, в Москву или в Ленинград? Такая уж теперь мода. Кого ни спроси — все рвутся туда.
— Простите, но мне пора, — извинилась Махидиль, стремясь поскорее уйти от навязчивого незнакомца.
— Передайте привет домашним.
— От кого?
— От Хашима. Хашима Балтаева. Я друг вашего брата Камиля.
При упоминании о брате Махидиль просияла.
— Приходите, будем рады, — улыбнувшись, пригласила она, впервые посмотрев собеседнику в глаза.
Хашим Балтаев стал частым посетителем их дома. Уже на следующий день после встречи в магазине, вернувшись из школы, Махидиль увидела его беседующим с Камилем. Молодые люди в разговоре часто упоминали ее имя. Когда девушка вошла в комнату, приятели смущенно умолкли...
После окончания школы возник вопрос, куда идти учиться дальше, кем быть. Всем другим профессиям Махидиль предпочитала профессию брата-геолога, которому во всем хотела подражать, но мать не позволяла ей даже думать об этом. «Доченька наша будет врачом, знаменитым врачом! Разве есть более благородное дело на свете?!» Махидиль оставалось только вздыхать. Камиль молчал, хотя сестра с надеждой поглядывала на. него. Однажды на правах друга дома вмешался Хашим.
— Я советую учиться на инженера-ирригатора.
— Почему именно на инженера-ирригатора?
— Потому что у вас в семье есть уже один геолог. А интереснее и почетнее профессии ирригатора нет на свете. Представьте себе — бесплодная земля, иссушенная солнцем пустыня с высокими-высокими барханами, и вы даете ей жизнь, проводите полноводные каналы... На месте пустыни возникает цветущий край, прямо глазам не верить. И люди благодарят вас. Вообще, где ни ступает нога ирригатора — туда приходит
