Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 6
вижу: к самолёту несётся огромный дог. Я инстинктивно захлопнул колпак. И вовремя! Через стекло на меня смотрела свирепая клыкастая морда.
«Откуда здесь собака?» И тут же понял: некоторые немецкие лётчики берут с собой в полёт служебных собак. Очевидно, где-то рядом приземлился фашистский самолёт. Вытащив из кобуры пистолет, я осторожно приоткрыл колпак и два раза выстрелил в собаку.
«Где же хозяин?»
Я оглянулся. У подножия сопки, зарывшись левой плоскостью в снег, лежал «Мессершмитт-110», подбитый мною в начале боя. Я не заметил его сразу из-за налетевшей пурги.
«Жив ли лётчик?»
Словно в ответ, раздался выстрел. За ним ещё и ещё… К моему самолёту, проваливаясь в снегу, неуклюже двигалась тёмная фигура в лётном комбинезоне. Я выскочил из кабины и, присев за крылом самолёта, прицелился в гитлеровца. Выстрел — и вражеский лётчик пошатнулся. Второй — он упал в снег.
Стало быстро темнеть. Чёрные тучи заволокли небо. Снова налетел снежный заряд. Засвистел ветер. Колючий снег обжигал лицо. Но боль в бедре немного утихла.
«Далеко ли до наших позиций? Как идти по такому глубокому снегу?»
Пока я раздумывал, снежный заряд прошёл. Сразу посветлело. И тут же послышались пистолетные выстрелы. Я взглянул туда, где лежал сбитый мной самолёт. Перебегая от валуна к валуну, ко мне приближался второй немец. В сумраке полярной ночи не так легко попасть в цель. Пули со скрежетом ударялись о скалы и рикошетом отлетали в снег.
Перестрелка продолжалась до тех пор, пока гитлеровец не истратил последний патрон. Тогда он поднялся из-за гранитного валуна и на ломаном русском языке крикнул:
— Русс, сдавайс! Русс, не уйдёшь!
Не помня себя от ярости, двинулся навстречу врагу. Идти по глубокому снегу было трудно. Мешала раненая нога. И всё же расстояние между нами быстро сокращалось. Уже слышно его тяжёлое дыхание, видно искажённое злобой лицо. На руке немца, сжимавшей финский нож, тускло блеснул золотой перстень. Он вызвал у меня приступ бешенства. Я вскинул пистолет и нажал спусковой крючок.
Осечка!
В тот же миг гитлеровец бросился на меня. Я почувствовал острую боль. Финка полоснула по лицу…
Пришёл в себя от недостатка воздуха. Волосатые пальцы врага сдавили горло. Напрягая все силы, рванул гитлеровца за руки. Дышать стало легче. Ещё рывок — и фашист отлетел в сторону.
Какое-то мгновение мы оба лежали на снегу, обессиленные борьбой. Потом одновременно вскочили. Фашист поскользнулся, и я, изловчившись, ударил его ногой. Он закричал и во весь рост растянулся на льду. Тут я вспомнил о пистолете и оглянулся: шагах в трёх от меня лежал нож и мой «ТТ». Схватив пистолет, я выбросил патрон, давший осечку, и выстрелил в грудь гитлеровца.
Всё!..
Я прислонился спиной к гранитной скале, чтобы не упасть. В голове проносились эпизоды воздушного боя, вынужденная посадка, рукопашная схватка… Одна картина сменяла другую, и снова повторялось всё сначала. Нестерпимо болела правая сторона лица.
Ныла раненая нога.
Тревога охватила меня: неужели упаду, потеряю сознание, погибну теперь, когда спасся от верной гибели…
«Нет, нужно жить!..»
Взяв горсть снега, приложил его к пылающему лицу. Потом снял с шеи шарф и перевязал им щёку.
«Надо идти! Идти! Пока есть силы!»
Я вынул из кабины ракетницу и бортовой паёк. Разложил по карманам печенье, галеты, банки с мясными консервами…
«Пока хватит сил — буду нести. До наших позиций километров семьдесят, не меньше. Идти надо в том направлении, куда улетел самолёт Соколова».
Наглухо закрыл колпак кабины. Засёк направление по компасу. Ещё постоял с минуту, поглаживая заледеневшее крыло истребителя и, не оглядываясь, двинулся к далёким сопкам.
ОДИН В СНЕЖНОЙ ПУСТЫНЕ
Ветер затих, разогнав снежные тучи. В небе заблестели редкие полярные звёзды. Вдруг небосвод окрасился в ярко-лиловый цвет. По нему забегали быстрые, как молнии, зелёные лучи. Их становилось всё больше. Потоки зеленоватого цвета переплелись, образовали сияющую корону и неожиданно погасли. Теперь небо пылало малиновым огнём. Замелькали, скрещиваясь и расходясь, синие и золотистые полосы.
Только бы подольше не гасло северное сияние! При нём легче идти: видно, где снег не так глубок. Едва успел подумать об этом — небо опять нахмурилось, потемнело. Подул резкий ветер. Казалось, он пронизывал насквозь — не спасал ни комбинезон, ни китель. С каждой минутой ветер усиливался, мороз крепчал. Мелкий снег проникал за воротник, леденил тело.
Я шёл уже несколько часов. Стараясь не терять направление, карабкался на сопки, на вершине отдыхал и двигался дальше, спотыкался, падал, поднимался. «Надо идти, надо идти! Вот дойду до того валуна, спрячусь за ним от ветра и отдохну… А теперь буду шагать к той берёзке… На пути к ней снежные сугробы. Ну что ж, как-нибудь доберусь…»
Потом всё повторялось: валуны, берёзки, сугробы. Лицо горело от мороза. Раненую щёку ломило так, что забывал о боли в ноге.
Сколько километров осталось позади: два, пять, десять?
Я не знал. Ни одного заметного ориентира вокруг. Кончились ночные сумерки, наступил короткий полярный день, а передо мной всё тот же унылый пейзаж: тёмные ущелья, неглубокие замёрзшие речки, чахлые деревца и снег, снег… Казалось, нет конца этой снежной пустыне…
Истощились силы… Захотелось есть. Достал плитку шоколада, отломил маленький кусочек, положил в рот. И тут же вскрикнул от нестерпимой боли. Ударом ножа были выбиты зубы. Кровоточили и саднили дёсны.
Ясно: есть не смогу. Значит, незачем нести лишний груз. Оставив на всякий случай немного шоколада, всю остальную еду бросил в снег. Идти стало легче. Но ненадолго. Сил становилось всё меньше. Всё чаще приходилось останавливаться, чтобы хоть немножко передохнуть.
Спускаясь с одной из обледеневших сопок, поскользнулся и упал. Удержаться было не за что, и я скатился вниз… Вспомнилось детство, проведённое в Сибири, масленица, катание с гор. От этого стало особенно тяжело и тревожно. Невольно подумал, что ещё никогда не приходилось так долго быть одному.
Кое-как взобравшись на следующую сопку, я сел на снег и съехал вниз…
Но сопки одна за другой вырастали на моём пути. И прежде чем спуститься — надо подняться по их заснеженным склонам.
Снова ночь. Нет сил идти. Сейчас бы лечь отдохнуть или хотя бы присесть… Уже выбрал место. Уже собрался опуститься на шершавую гранитную плиту. И вдруг стало страшно. Если сяду — засну. А засну — значит, никогда не проснусь.
Надо идти! Идти!
Только лёд, камень и снег
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 6
