дотянул и прилёг на гальку отдышаться. Только эта тварь так и вцепилась в меня ручонками. Ледяная, как мертвец, но держится крепко. Даже зубами впилась куда-то в ворот. А солнце так спокойно светит сквозь тучку и море так ласково шуршит, что прямо рукой лень двинуть. Лежать бы да любоваться! Или подремать на берегу… Пока волки не набегут. Вот уж с ними я не жаждал встречаться!
Глаза открыл, а эта бестия на меня смотрит. И взгляд такой тёмный, как небо в бурю. Но ясно, что совсем не мёртвая. Или мёртвая, но не совсем. Ещё и говорить начала, только говор — как шум ветра, ни слова не разберёшь. Но я её дослушал — из интереса и вежливости.
— Отдохнула? — спрашиваю. — Полезли дальше.
Уже понятно было, что это дама, а прочие подробности могли подождать. А то я начал околевать под ветром. Словно на дне побывал — такой был холод! И силы иссякли не ко времени. Я всерьёз забеспокоился, что не вскарабкаюсь на маяк с такой ношей, но на спину её перекинул, и не почувствовал веса. Опять какое-то мутное колдовство примешалось! Но бросать мою находку оборотням тоже было не дело.
Ладно, затащил её к себе, сгрузил на кровать. А накидка так и не снимается. Крылья, что ли? Я на всякий случай подёргал, так эта летунья мне по руке стукнула — больно. Злая какая, ты подумай! Я завернул её в эти крылья, чтобы на постели помещалась, и пошёл огонь разводить. Обычный, не волшебный. Волшебный беречь надо. А если тварь кинется, так сразу кочергой её!
Сходу ведь не распознаешь характер. Укусила она всего раз и не сильно. В бессознательном, так сказать, состоянии. Шея даже не болит, но слегка чешется. Я на всякий случай синей водой помазал — вдруг какая зараза? Если бы яд, уже убило бы. Наверное.
От живого огня и на душе потеплело. Но шорох я расслышал, и тень по стене взметнулась — как отсвет пламени. Обернулся с кочергой наготове. Да нет, ничего. Эта смирно на лежанке сидит. А крыльев как не было. Волосы чёрные, длиннющие, и вода с них на пол кап-кап. Она эти волосы пальцами переплетает — быстро-быстро. И опять бормочет своё. Будто сквозняк по щелям стонет. Я и не вникаю, я за её руками смотрю. Кожа белая, ногти чёрные. В остальном на человека похожа, хотя кто её знает? Я всё же сделал ей знак, чтобы не шевелилась. Как будто бы поняла. И ручки на коленях сложила. Надолго ли? Мне ведь под самый потолок взбираться по шаткой лесенке! Как быть, если эта нежить набросится? Простынями её вязать?
Поколебавшись, я всё-таки поставил кочергу. С оглядкой. Добрался до книжки — первой из двух. Сдул с неё пыль, поискал заклинание. Где-то оно мелькало, просто никогда не требовалось. Но если правильно повторить все загогулины, должно заработать. Перо птицы Дук ещё нужно, и всё. Как выглядели те птицы и где водились, я в книгах не нашёл, так что Перо бесценно. От папаши перешло.
Пока я этим Пером воздух расписывал, сквозь шум ветра начали прорываться слова.
— Вот я влипла! — говорит. — Ты никак волшебник?
И дальше опять шум ветра. Тьфу ты, одну закорючку не дорисовал! А этой твари лучше в лицо не смотреть. Глянешь — и как будто время останавливается. И пальцы немеют. Ох, зря она это! Я еле-еле дописал заклинание, и то с запинкой. Мог дырку в полу прожечь или снег вызвать.
— Ты-то что такое? — спрашиваю.
Теперь она и моргать перестала. А глаза словно ещё больше сделались.
— Не узнаёшь? — удивляется. — Ты же по-нашему говоришь…
Как бы не так!
— Я по-вашему не говорю, — объясняю я, убрав Перо за ухо, — просто тебе так кажется. Это магия из книжки.
Она покосилась на книгу, потом на меня, потом опять на книгу и заявляет:
— В первый раз настоящую магию вижу. А ты хороший волшебник?
— Лучший. На всём острове.
В этот раз гостья моргнула. Но, по-моему, не поверила.
— Я про другое, — поясняет она, замявшись, — ты сразу истреблять будешь или возможны другие варианты? Что укусила, извини. Есть хотелось до жути. Но я ведь тебя не доела! В благодарность за спасение.
Необычная благодарность.
— Ладно, что с тебя взять, раз тебе так приспичило? — вздыхаю я, вытирая со лба воду. Или холодный пот.
Толку-то пререкаться с тварью?
— Шла бы ты в лес. Пока опять не оголодала.
— Да я, — щерится она, — и сейчас голодная! Ночью на охоту слетаю, не беспокойся.
Ага, не буду. Не выгонять же её, с чего бы?
— Тебе поспать не надо? Ты устала, наверное. Летела долго.
Она так глянула, будто услыхала что-то несуразное.
— Я голодная не сплю. Сам бы заснул?
— Что же ты будешь делать до ночи? Дать тебе книжку? У меня ещё есть.
— Так я на вашем языке не читаю.
— Рисунки поглядишь.
Молчит. Значит, не возражает. Пришлось мне опять лезть на лестницу. Лезу и думаю, что бы такого сказать? Долго ведь до вечера!
— По имени тебя как?
Она опять таращится, словно не понимает.
— О! — вроде сообразила. Даже засмущалась. — Да я так, без имени.
Совсем чудной народ! А так посмотреть, разумный.
— Как же тебя звать? — недоумеваю я. — Просто «Эй-ка»?
Она даже вперёд подалась.
— Ты меня звать будешь? — сразу не верит. — Эйка подойдёт. Далеко слышно.
То ли шутит, то ли взаправду чудная.
— А ты, — начинает она аккуратно, — в самом деле про нас не знаешь?
Я как раз с лестницы спрыгнул. Со второй книжкой. Так что ответ сам напрашивался.
— У меня, — говорю, — только первый том есть. И семнадцатый. Обрывочное, так сказать, образование.
— Живёшь тут один?
Я развожу руками:
— Как видишь.
— Это хорошо, — решает гостья.
С какой стороны смотреть. Вообще, наверное, хорошо. Было.
Она снова помолчала, а затем плавно сползла с кровати. Я книжку отложил на стол и за Перо взялся — на всякий случай. Но тварь эта безымянная дальше не двинулась. Встала и опять свои волосы перекручивает. А волосы прямо до пола.
— Я объяснить должна, — произносит она как бы через силу. — Раз я тебя укусила и не убила, между нами теперь Связь. Магическая. Нам надо вместе держаться, если не изведём друг друга.
Счастье-то какое.
— Какого же рода, — осведомляюсь я, — эта связь? Ты не уймёшься, пока меня не доешь?
— Да нет, — морщится она, — я-то уймусь. А ты будь осторожнее. Связь эта наподобие брака. Третьего не потерпит.
— Третьего тут трудно найти, — заверяю я,