всё пошло прахом как только корабль вышел на побережье Балтийского моря.
Сначала их преследовали пираты, которыми полны здешние воды. Спасением оказался ужасный шторм, едва не потопивший корабль. Выжили точно чудом — мачта не выдержала, сломалась и улетела в бушующее море, прихватив с собой нескольких человек. Когда ураган стих, пришлось грести до портового городка с причудливым названием Гробин, принадлежащем народу с не менее причудливым именем Курши.
Однако эта причудливость оказалась обманчивой. Курши сначала хотели закончить то, что намеревались сделать пираты, но, верно благодаря указанию самого Бога, решили ограбить несчастных путешественников по-другому — заломить такую цену, что кентарх* корабля взвыл от злости и безнадёги и чуть было не прыгнул за борт с увесистым мешком монет, которые пришлось отдать местному властителю в обмен на безопасность.
(*Кентарх — аналог капитана судна)
Тем не менее удалось выжить. Ясон даже вздохнул с облегчением, расслабился. Погрузился в омут доступных развлечений и сумел подзаработать, вылечив одного богатого купца от лихорадки, но на следующий же день проиграл всё в кости.
Дальнейший путь до Волина, города славян, называвшихся поморянами, прошёл относительно легко. На горизонте то и дело маячили грозные чёрные тучи, но шторм не подходил слишком близко, а пираты не появлялись вовсе. Ясон решил было, что ненастья закончились, но дёрнул его чёрт снова испытать удачу за игрой в кости!
Саксонский торговец Идвирд, гостивший в той же корчме, разве что не раздел Аэция догола, а взамен предложил оплатить долг ремеслом. Что ж, думал тогда наивный византиец, торговец — не герцог, но тоже неплохо. Почему бы нет?
Но долг был немаленьким. Простым услужением откупаться пришлось бы годы, поэтому Ясон хватался за любую возможность заработать хоть сколько-нибудь монет. И вот удача! Саксонский динат*, в чьих землях жил Идвирд, устроил ярмарку в честь рождения сына, уже пятого по счёту. Счастье привалило в ближайшую рыбацкую деревушку, куда стянулись жители со всей округи. А у такого количества людей, обделённых санитарией и элементарной медициной, всегда найдётся что подлечить.
(*Динат — землевладелец в Византии)
Но кто ж знал, как сильна была нужда в подобной услуге… Весть о лекаре едва ли не превзошла интерес к самой ярмарке, и к хлипкой хижине, чей владелец уже напился до беспамятства за полученные медяки, выстроилась огромная очередь страдающих язвами, ушибами, переломами и прочими прелестями человеческой жизни. Правда, крестьяне оказались довольно терпеливы к боли, поэтому мешочек с маковым порошком остался почти нетронутым. Это несомненно радовало — восполнить запасы было бы непросто.
И вот, пока Остальные веселились или грелись на солнце в ожидании своей очереди, изнеможённый Ясон давился вязким тошнотворным воздухом, пытаясь остановить дрожь в окровавленных руках. Только увесистый кошель поддерживал более-менее сносное настроение.
За окном доносились голоса прохожих, зазывания лавочников, смех детей, ругань стражников, явно успевших отведать пива. Разобрать льющиеся отовсюду слова не получалось, хоть Ясон и знал язык саксов. Он даже болтал с некоторыми из них у себя на родине, но сейчас несуразные потоки не отличались от любых других варварских, поэтому единственной отдушиной остались звонкие девичьи голоса, чей хохот словно песня расходилась по округе. Даже стало немного легче…
Вдруг в гомоне добавились какие-то непонятные помехи. Задумавшись, Ясон не сразу это заметил, но постепенно до разума доходило, что смех, разговоры и ругань переросли в крики ужаса, разбавились гулкими возгласами, в которых узнавался другой язык, тоже знакомый византийцу.
Он вскочил, проводил взглядом проносящиеся мимо окна фигуры, а затем выбежал на улицу, где уже вовсю развернулась резня.
Вооружённые головорезы топорами рубили пьяных стражников, копьями кололи попадавших под руку несчастных жертв. Свистели стрелы, ржали боевые кони, носившиеся по улицам между крестьян, пока те в панике пытались бежать куда глаза глядят.
И Ясон понял, что Господь отвернулся от своего недостойного раба. А в следующий момент пробегающий мимо головорез огрел его обухом щита.
Глава 1. Последняя ночь
Море в этот день будто беспокоилось о чём-то. Холодный ветер нагонял быстрые низкие волны, бьющиеся о борт, терзал парус небольшой лодки, которой управляли двое молодых парней.
Ингвар вглядывался в горизонт, ожидая увидеть признаки приближающегося шторма, но серое небо оставалось неизменным. Ветер настырно дул в лицо, будто прогонял к берегу, отчего становилось не по себе.
— Ингвар, не спи!
Сёльви оросил его водой, заставив отвлечься.
— Не сплю я!
Лодку качнуло. Волны били всё агрессивнее, так что стоило вернуться. Сёльви будто прочитал мысли друга — затянул сеть с единственной трепыхающейся рыбёшкой на борт, направился к корме и взялся за рулевое весло. Парус затрепетал от резких порывов, что ещё больше убедило Ингвара вернуться домой, хоть и без особой добычи.
— Энгуль нас прибьёт, — вздохнул Сёльви.
Энгуль — главный рыбак в поселении. Это он учил мальчишек закидывать сети, управляться с веслом и парусом, уверенно стоять во время качки на скользком борту. Да и саму лодку именно он одолжил двум своим лучшим ученикам.
— Если повредим хоть единую доску, будет ещё хуже.
— Это точно! Давай поспешим!
Мысль о наказании, даже шуточная, придала сил. Ингвар схватился за канат, подставляя парус под ветер. Верёвки натянулись, дерево застонало на повороте, и скоро нос вспенил воду, то поднимаясь, то опускаясь, словно по холмам.
В деревне жизнь кипела несмотря на непогоду. Туда-сюда сновали женщины; лесорубы везли свежие брёвна, оставляя на разъеденной грязью дороге глубокую колею; из кузницы доносились мерные звоны ударов молота; дети бегали, догоняя друг друга, попадаясь под ноги взрослым и убегая от них с хохотом и криками. Но на причале, у самого края, стоял Энгуль.
Когда-то старик был сильным, свирепым мужем. Под парусом ярла* Ларса, отца нынешнего ярла — Стига Ларссона, он грабил берега Франкии, бился с королевствами саксов на островах Британии, ступал на земли вендов, даже хотел отправиться в Миклагард! Но в последней битве лишился и ноги, и руки, что сделало его бесполезным в строю или на скамье драккара. Но заработанное уважение осталось при нём! Сам ярл отметил Энгуля, особенно когда тот выжил после таких жестоких ран.
(*Ярл — скандинавский вождь)
Старик глядел грозно. Седая борода развевалась, словно полчище хищных змей, длинные брови свисали над глубокими тёмными глазами. Деревянный наконечник на увечной ноге не уступал стойкостью здоровой стопе, а обрубок левого запястья спрятался за скрещенной рукой.
— Шевелитесь, бездельники! — крикнул Энгуль, разрезая воздух.
И лодка ускорилась, точно убоявшись своего хозяина.
Сёльви оказался прав. За скудный улов парни получили по увесистой затрещине, отчего ещё какое-то время звенело в
