Тяжело вздохнув, приложила ледяные ладони к щекам, а потом решительно покинула салон автомобиля. В лицо ударил порыв ветра, разметав волосы, и я закусила губу, рассматривая родной двор.
Наша огромная квартира находилась в элитном районе в доме с огороженной территорией. Отец купил сразу две обычные квартиры и объединил их, когда пятеро его отпрысков не смогли поделить территорию. Каждый требовал своего личного пространства.
Гордо продефилировала по двору, старательно делая вид, что тапки-собачки и пижама с кроликом Роджером – это последний писк моды. Вошла в подъезд и поднялась на лифте на пятый этаж. Подошла к родным дверям и вежливо постучала. Буквально через пару секунд дверь в родные пенаты распахнулась настежь, и на пороге меня встретил улыбающийся во все тридцать два зуба Марк.
– Фаня! – завопил он, и в коридор выглянула точная копия Марка – Мирон.
– Ты в гости? – уточнил второй из ларца.
– Я насовсем!
Отпихнув Марка с порога, прошла в дом.
– Как насовсем? – не понял Мирон. – Совсем насовсем?
– Совсем. Я развожусь! – сообщила братьям, задрав нос.
Марк с Мироном переглянулись, а я страдальчески скривилась.
Сегодня была суббота, а по субботам вся наша большая семья, состоящая из четырех моих старших братьев, меня, мамы с папой и бабушки, собиралась в родительском доме. Это стало своего рода традицией после того, как все дети выросли и разъехались.
– Все слышали? – крикнул Мирон на всю квартиру. – Фаня разводится!
Коридор стал быстро заполняться моими братьями. Арсений, на правах старшего, был, как всегда, сосредоточен и хмур. Всеволод, как обычно, растрепан и задумчив.
Четыре высоченных брюнета смотрели на меня с укором. Я единственная в семье была рыжей, с россыпью ярких веснушек на лице и крохотным ростом. Копия моей любимой бабули.
– Что встали? Да, развожусь! – уперев руки в бока и драчливо выставив вперед ногу в тапочке, сообщила я.
– Нет! – дружно гаркнули братцы.
– Фаня, мы только успели выдохнуть! Папа перестал, наконец, пить успокоительные... Возвращайся к мужу, – попросил Сева, нервно взлохмачивая волосы.
– Точно! Мы сейчас быстренько съездим к твоему Шведову, набьем ему морду и вернем тебя обратно, – невероятно обрадовался поддержке брата Мирон.
– Вы уже пытались набить ему морду, когда он только начал за мной ухаживать, – напомнила я, – и что вышло? Оба себе ночью путь не фонариками, а синяками подсвечивали!
– А мы вчетвером поедем. Фаня, ну какой развод? Яр тебя любит, ценит, терпит, даже не бьет, хотя надо бы… – убеждающе заговорил Сева, но на последней фразе споткнулся и замолчал, наткнувшись на мой горящий взгляд.
– А где папа? – подозрительно спросила я, надеясь на поддержку родителя.
– Они с мамой поехали ей пальто покупать, – быстро ответил Мирон. – Не меняй тему!
– Да разойдитесь вы! – психанула я.
– Нет, Фаня! Ты сейчас нам быстренько расскажешь, чем провинился твой Ярик, мы тебя так же быстро убедим, что он лапочка, и ты снова вернешься в лоно семьи, – обнимая меня с одной стороны, произнес Марк.
– Да, сестренка, ты погорячилась, и мы тебе сейчас это докажем, – подошел с другого бока Мирон.
– Да вам какая разница? Вы все равно уже давно живете отдельно! – возмутилась я.
– Мы переживаем за папу и его душевное здоровье, – нагло ответил Мирон.
Две одинаково наглые физиономии быстро подняли меня на руки и… потащили к двери.
– Поставьте, где взяли! – замотав ногами в воздухе, закричала я, пока братцы несли меня к выходу.
Сева ловко нас обогнал, распахнул входную дверь и вдруг громко закашлялся. А близнецы осторожно поставили меня на ноги и даже сдули невидимые пылинки с моих плеч.
На пороге стояла наша бабушка Неонилла Альбертовна, с молчаливым укором рассматривая всех братьев по очереди.
Близнецы смутились, а Сева тут же забрал у бабушки сумку и помог ей войти.
– Что у вас здесь происходит? – хорошо поставленным голосом оперной певицы уточнила бабуля.
– Фаня вернулась, – буркнул Мирон.
Бабушка поджала губы, поправила идеальную прическу без единого седого волоска, подумала и выдала:
– А мне ее муж никогда не нравился.
Я молча показала братьям язык, развернулась и потопала на кухню, чтобы попить воды. Взяла со стола графин, потянулась за стаканом и зацепилась рукой, в которой держала графин, о кухонную тумбу. Стеклянная посудина с грохотом упала на пол. Вода окатила мои ноги и радостно разлилась по полу.
– Ой! – пискнула я.
– Началось... – раздался из прихожей стройный хор из четырех голосов.
Близнецы первыми вошли на кухню. Марк недовольно тащил швабру, следом уныло плелся Мирон с ведром и тряпкой.
– Фаня, блин! Всю кухню залила, – возмутился он.
– Фаня не блин, – огрызнулась я, отбирая у Марка швабру и отставляя ее к стене за ненадобностью.
– Фаня оладушек, – сострил Марк.
– Прекратите острить, – потребовала бабуля, прежде чем я открыла рот.
Братья замолчали, и я не выдержала:
– Ба, вот скажи мне, только честно. Я приемная, да?
– Нет. Просто твои старшие братья – охламоны. Ремня им мало отец в детстве давал.
– Нормально давал, нам за глаза хватало! – не согласился с ней Сева, выглянув из-за бабушкиного плеча, пока я пыхтела, вытирая лужу огромных размеров.
– Да это Фаню жалели! «Она же девочка!» – передразнил Мирон папу, но под строгим взглядом бабушки тут же замолчал.
– Завидовать нужно молча, – назидательно произнесла я.
Тут включился Арсений:
– Ладно, хватит! Стеша, что у вас случилось?
– Развод. Неминуемый. Причины указывать не буду, потому что не хочу, – сдув с лица налипшую прядь волос, сообщила я нехотя. Любое упоминание о Шведове больно ранило.
– Надо Ярославу звонить, – авторитетно заявил Марк.
– Не смей! Сами разберемся!
– Фаня, скажи нам правду, – строго потребовал Мирон, – ты, как всегда, сначала объявила развод, а подумаешь потом, да?
Я решила гордо промолчать. Потому что ведь кто-то должен быть умнее и прекратить этот дурацкий разговор! Братцы так до утра могут соревноваться в остроумии друг с другом.
Закончив, наконец, собирать треклятую лужу, кинула тряпку в ведро и выпрямилась.
– Давай я отнесу, – предложил Мирон, подумал и добавил: – Вдруг ты по дороге разольешь.
– Неси, – радостно согласилась я. – Ты – настоящий «джентльмен». Нет бы соврать, что переживаешь за сестру, мол, девочкам тяжелое носить нельзя.
