имели, но общее благосостояние людей в 50-е годы поднималось, может быть и не так быстро как бы хотелось. Ребёнок он был подвижный, с выдумкой на проделки и проказы, за которые приходилось расплачиваться наказаниями разного рода, но обид не помнил и не таил. Были мечты на уровне сказок, а вот целей жизни, кроме как победить соседского мальчишку, переплыть речку или попасть из рогатки в воробья – таких целей в его детстве не было. Получалось, что раннее детство он прожил бесцельно, но жизнерадостно и увлеченно самой жизнью во всех её проявлениях.
Поэтому-то Иван Петрович никогда и не верил различным деятелям, которые писали или рассказывали о том, что ещё в детстве они поставили себе цель кем-то стать или чего-то достичь. С другой стороны, большинство мерзавцев, предателей и негодяев различных видов родом из детства, хотя вряд ли они ставили себе это целью. Трудно представить, что нынешние политические, финансовые и околонаучные выродки стали такими в зрелом возрасте – наверняка и в детстве они ябедничали и подличали, учась у своих родителей и их окружения. Решив подумать об этом как-нибудь в другой раз, Иван Петрович продолжил обзор своей памяти.
Далее школа. Цели учиться в школе у него не было и не могло быть. Учёба в школе тогда была обязательной, по-крайней мере до 14 лет, и уклониться от учёбы не было никакой возможности в 50-е годы прошлого века. Всех детей школьного возраста переписывали, прикрепляли к какой-то школе, ближайшей или по интересам (но это только в городах). Потом, если ученик пропустил в школе три дня подряд, домой обязательно приходил учитель – узнать: в чём дело. Если школьник с помощью родителей пытался бросить учёбу, то в дело вступали различные органы образования, опеки и т.д. и заставляли ребёнка продолжить учёбу, помещая, при необходимости, его в интернат, если родители вели себя недостойно – что было крайне редко. Это теперь, около миллиона детей вообще не учатся, а в интернатах находятся дети, имеющие живых, но опустившихся или неадекватных и безработных родителей: не имеющих возможности или не желающих заниматься своими детьми.
Итак, в школе он учился потому, что это было нужно взрослым, но не лично ему, поэтому и цели учиться, например, только на «отлично» он не ставил, хотя и был вполне успевающим учеником при удовлетворительном поведении, за которое частенько наказывался в школе и дома.
Учителя в школе были спокойны и сдержаны, учебники просты и понятны, домашние задания давались в разумных объёмах – поэтому учёба шла параллельно обычной ребячьей жизни с её увлечениями, играми и необъяснимыми поступками, как навязанная взрослыми обязанность, которая вроде бы должна пригодиться в каком-то далёком будущем. Впрочем, и эту необременительную учёбу некоторые одноклассники Ивана Петровича, давшие ему кличку Винт, забрасывали полностью и отсидев по два-три года в каждом классе заканчивали семилетнее образование в 18-19 лет, уходя со школьной скамьи сразу на службу в армию.
Ощутив себя Винтом, он вспомнил как один великовозрастный одноклассник, кажется в 6-м классе, устраивал представления на уроке для сидящих на задних партах непослушных учеников. Классная комната была продолговатой с тремя рядами двухместных парт, причём третий ряд состоял из двух парт, начинающихся сразу за печкой, которая выступала из стены, так что сидящий за этой партой ученик был скрыт от глаз учителя и при учительском вызове он высовывался из-за печки: сидя или вставая. Как его звали, Иван Петрович не смог вспомнить: этот 18-летний парень пришёл к ним только в начале учебного года и месяца через два исчез – кажется, его забрали в армию.
Так вот, 18-летний оболтус из 6-го «б» класса, расположившись за печкой, доставал из портфеля четвертинку водки, стакан, сигареты и хлеб и ставил всё это на парту. Потом наливал немного водки в стакан, выпивал, закусывал хлебом и затягивался сигаретой. Вырвав несколько листов из тетради, он открывал печь и поджигал эти листки, вытягивая ноги вдоль парты и показывая полное довольствие жизнью. На «камчатке» – так назывались задние парты и их обитатели – конечно, прыскали от смеха, а учитель, ничего не подозревая, вёл урок и если не мог успокоить «камчатку», то выгонял их из класса.
И свои собственные проделки в школе и на уроках Иван Петрович сейчас вспоминал с удовольствием, но такая учёба в школе, конечно, не была целью его школьной жизни. Получается, что и школьные годы, а учился он всего семь лет, прошли бесцельно.
Ну а что было дальше? Дальше был сельскохозяйственный техникум, куда он пошёл учиться после семилетки, однако, целью была не сама учеба на механика сельского хозяйства, а стипендия, которую давали успевающим студентам в размере 160 рублей. А это половина бабушкиной пенсии, на которую они и жили. Так, за стипендию, он и отучился два года из четырёх, необходимых для окончания техникума, достигнув 16-ти летнего возраста.
В 16 лет, по советским законам, можно было начинать работать, получать зарплату и стать самостоятельным: так хотелось самостоятельности и взрослости! Вот он и бросил учёбу в техникуме и пошёл работать слесарем в машинную мастерскую: в те «проклятые» времена работу не надо было искать – работа сама находила тебя. А учёбу он продолжил в вечерней школе рабочей молодёжи: была и такая форма обучения – сразу в 10-м, выпускном классе, потому что два года техникума зачли вместо учёбы в 8-9 классах. Ну и что? Какие здесь-то жизненные цели? Учёба и работа? Или самостоятельность? Пожалуй, самостоятельность можно считать жизненной целью, но в те годы самостоятельность приходила сама по себе – по мере взросления и перехода от детства к юношеству. Пожалуй, эти два года работы можно считать прожитыми с целью, решил Иван Петрович, продолжая свои бессонные ночные раздумья.
Далее уже вырисовывалась цель получить высшее образование, которое все годы советской власти было бесплатным – нужно только было поступить в институт на дневное отделение по конкурсу, а потом учись себе на здоровье и получай стипендию, на которую плохонько, но всё же можно было прожить – если проживать в общежитии. Были, конечно, ещё заочная и вечерняя формы обучения в институтах, но в маленьком городке, кроме учительских и юридических специальностей, они были малодоступны, так как требовалась работа по избранной специальности. А специальностью он считал работу в области авиации: авиация и космонавтика в начале 60-десятых годов считались престижными направлениями трудовой деятельности. Что на самом деле скрывалось за этими названиями, он представлял достаточно смутно, поэтому и выбор авиационного института для получения авиационного образования нельзя считать целью
