случае есть также несколько причин, почему будет особенно трудно избежать недопонимания между нами. Целую страницу могли бы занять одни только извинения и оправдания, признание собственной непригодности и некомпетентности, отсутствия знаний и опыта, не лишенные оснований. Но, даже озвучив их, мы увидим, что в нашем деле по-прежнему останется несколько трудностей, причем настолько фундаментальных, что вам будет так же сложно понять их, как и нам — объяснить. Однако никому не понравится, если такое замечательное письмо, как ваше, останется без ответа — письмо, вероятно, уникальное во всей истории переписки между людьми, ведь когда еще образованный мужчина интересовался мнением женщины о том, как предотвратить войну? Посему давайте предпримем хотя бы попытку ответить, даже если она обречена на провал.
Для начала набросаем эскиз человека, которого представляет себе любой автор письма, — того, кому оно адресовано. Ведь, если по ту сторону страницы нет чьего-либо теплого дыхания, послания по сути своей бесполезны. У вас, вопрошающий, виски уже начали седеть, да и волосы на макушки стали реже. Не без усилий к среднему возрасту вы стали адвокатом, но в целом ваша жизнь складывалась благополучно. В выражении лица нет никакой вялости, гнева или неудовлетворенности. И без особой лести можно сказать, что успехи вашего процветания (жена, дети и дом) вполне заслужены. Пресыщенность и некоторая скука средних лет жизни вам незнакомы, поскольку, ибо письмо ваше пришло из офиса в центре Лондона, вы являетесь обладателем нескольких акров[1] земли в Норфолке[2] и, вместо того чтобы взбивать подушку, закалывать поросят и подрезать свои грушевые деревья, заслышав вдалеке залпы орудий, пишете теперь письма, посещаете встречи, заседая там и сям, и задаете подобные вопросы. Что касается остального, вы начали свое образование в одной из лучших государственных школ, а завершили в университете.
Именно здесь между нами возникает первый барьер в общении. И сразу коротко обозначим его причину. В этом разнородном веке, когда классы людей, несмотря на их смешение, по-прежнему остаются неизменными, мы оба происходим из того, который удобней всего называть образованным. Встречаясь друг с другом, мы говорим в схожей манере, одинаково пользуемся ножами и вилками и ожидаем, что кухарки приготовят обед и вымоют посуду. Во время трапезы мы без особых усилий ведем беседы о политике и людях, о войне и мире, варварстве и цивилизации — в сущности затрагиваем все вопросы, подразумеваемые в вашем письме. И кроме этого, мы оба сами зарабатываем себе на жизнь. Но… Многоточие здесь обозначает такую пропасть между нами, что целых три года я рассуждала, а есть ли вообще смысл пытаться беседовать с тем, кто на другой ее стороне. Давайте спросим кого-нибудь еще, например Мэри Кингсли[3]. «Не знаю, рассказывала ли я вам когда-нибудь, что в качестве образования мне позволялись и оплачивались только уроки немецкого. Зато две тысячи фунтов были потрачены на моего брата и, я надеюсь, не напрасно»{1}. Мэри Кингсли говорит не только о себе, но и о большинстве дочерей образованных мужчин, указывая тем самым на одно очень важное обстоятельство, касающееся образования; на обстоятельство, которое сильнейшим образом влияет на все, что из него следует, — она говорит об Образовательном Фонде Артура. И если вы читали «Историю Пенденниса»[4], то наверняка помните, что в домашних бухгалтерских записях фигурировали таинственные буквы О. Ф. А. Начиная с XIII века, все образованные английские семьи, от Пастонсов до Пенденнисов, перечисляют средства на весьма ненасытный счет этой организации. А семьи, в которых обучались сразу несколько сыновей, прикладывали немалые усилия, чтобы наполнять этот сосуд. Ваше образование заключалось не только в чтении книг: спортивные соревнования развивали тело, а друзья научили гораздо большему, чем книги и спорт вместе взятые. Беседы с приятелями расширили кругозор и обогатили ум. Путешествуя на каникулах, вы развили вкус к искусству, узнали о внешней политике; в то время, прежде чем вы смогли зарабатывать себе на жизнь, вас содержал отец, давая возможность получать ту самую профессию, благодаря которой вы впоследствии стали добавлять буквы К. А.[5] к своему имени. Все это исходит из Образовательного Фонда Артура. И в него, указывает Мэри Кингсли, ваши сестры также делали свой вклад. Он наполнялся не только деньгами, которые могли обеспечить их собственное образование, за вычетом тех небольших сумм, что тратились на учителей немецкого, сюда приносились в жертву и многие другие неотъемлемые привилегии образования: путешествия, общение, личное пространство и отдельное жилье, которых они были лишены. Сей жадный сосуд, Образовательный Фонд Артура, будучи совершенно незыблемым, отбрасывал тень на всю жизнь ваших сестер. Поэтому, глядя на одни и те же вещи, мы видим их совершенно по-разному. Так что же это за скопление учреждений королевского вида, с их часовнями и залами, зелеными площадками для игр? Для вас это — старые школы, Итон[6] или Харроу[7], ваши альма-матер[8], Оксфорд[9] или Кембридж[10] — источники воспоминаний и неисчислимых традиций. Но для нас, тех, кто видит все сквозь призму Образовательного Фонда Артура, это — школьная парта; омнибус[11], везущий на занятия; невысокая женщина с красным носом, и сама-то не слишком образованная, однако вынужденная содержать недееспособную мать; 50 фунтов пособия в год, на которое, кроме всего прочего, нужно покупать одежду, делать подарки и совершать путешествие длиною в жизнь к собственной зрелости. Именно так повлиял на нас Образовательный Фонд Артура. Словно по волшебству, живописный пейзаж прямоугольных зданий Оксфорда или Кембриджа и их просторных внутренних двориков превращается для дочерей образованных мужчин{2} в дырявые юбки, промерзшие ноги и опоздания на поезда, проводники которых вечно захлопывали двери перед носом.
Тот факт, что О. Ф. А. меняет всю картину целиком: и залы, и игровые площадки, и священные доктрины, — безусловно, важен, но его обсуждение следует на время оставить. Сейчас нас беспокоит лишь то, что, когда дело доходит до рассмотрения столь важного вопроса — «как помочь вам предотвратить войну?», — разница в нашем образовании имеет значение. И, дабы понять причины войны, необходимо, очевидно, хоть немного разбираться в политике, международных отношениях и экономике. Философия и теология также могут быть полезны. Но, будучи необразованным и не обладая развитым мышлением, вы не смогли бы грамотно рассуждать на подобные темы. Согласитесь, что восприятие войны как столкновения обезличенных сил выше понимания необразованного человека. Но думать о войне как о следствии проявления человеческой натуры — другое дело. Разве стали бы вы просить нас о помощи, если бы не верили, что природа
