Беззубый почесал бороду и задумчиво уставился в потолок. Эйрих уже знал, что может предложить этот старик – судебные поединки. Он озвучивал эту идею заседание назад, после того, как получил чьей-то клюкой по голове. Плохая идея, потому что тогда законы готов будут приниматься на крови. Тенгри будет гневаться.
– В этом что-то есть, – сказал Дропаней. – Лучше придумать что-то более мирное, а то кости уже не те, что в молодости…
– Прошу вас, почтенные, – не стал терять инициативу Эйрих. – Вернитесь на свои места и мы завершим заседание переносом!
– Так и быть, – решил Сигумир, после чего посмотрел на своих сторонников. – На этот раз.
Дропаней тоже что-то шепнул своим и сенаторы вернулись на свои места.
Эйрих думал, что здесь старики как у него на Родине – мудрые и почтенные, предпочитающие разрешать свои и чужие конфликты словами, а не кулаками. Увы, его ожидания и чаяния не оправдались, потому что эти старики, все, без исключения, родились в пути, видели десятки сражений не на жизнь, а на смерть. Суровая жизнь превратила их в суровых людей. Если спорить – то до драки. Если драться – то до последнего стоящего на ногах. Без альтернативы.
«Отец так делал, так готы делают», – вспомнил Эйрих слова своего отца, Зевты.
Даже в худшие годы в степях не было таких бедствий, которые переживали готы, идущие в неизвестность в поисках лучшей доли. И Эйрих прекрасно понимал Сигумира, не желающего подвергать себя и остальных тем лишениям, которые переживал в детстве, юности и зрелости.
«Но сейчас всё иначе», – подумал Эйрих, наблюдая за тем, как сенаторы перешёптываются между собой. – «Мы точно знаем, что римляне слабы, потому что Аларих подточил их силы. Надо бить до того, как они восстановятся».
– Заседание отложено до завтра! – объявил Барман, народный трибун, выбранный общим голосованием свободных селян всего готского народа.
Каждое село, указом Сената, объявлено трибой,[2] где каждый свободный мужчина участвует в выборах народных трибунов, представляющих интересы народа.
В Сенате трибуны не заседают, но могут выступать с предложениями или интерцессиями[3] против действий зарвавшихся магистров. И если решения Эйриха могут остановить и аннулировать только вышестоящие магистраты, то народные трибуны вне этой системы и могут остановить даже консула.
Делиться властью было дискомфортно, откровенно неприятно, но необходимо. То, что у римлян происходило постепенно и стихийно, ему приходится вводить быстро и решительно. Такова цена, ради высшей цели – мощного и долговечного государства.
– В следующий раз… – тихо произнёс Эйрих, покидая здание Сената.
Здание построено из качественного дерева, являлось самым высоким сооружением в их безымянной деревне. Выбор названия деревни – это повестка отложенного заседания, которое, возможно, состоится сильно позже, а может и не состоится вовсе.
– Эйрих, – заулыбался Альвомир, ожидающий своего попечителя у входа. – Кончилось?
– Да-да, всё закончилось, – по-отечески улыбнулся ему Эйрих. – На этот раз никто не подрался.
– Ха-ха, драка! – рассмеялся Альвомир. – Домой? Кушать?
– Да, конечно, – кивнул Эйрих. – Надеюсь, уже приготовили что-нибудь…
– Мясо… – мечтательно произнёс гигант.
Вместе они направились по главной улице деревни, к отцовскому дому.
– Эйрих! Здоровья тебе! – помахал ему рукой сосед, Бальдомир Рыбак.
– И ты будь здоров, уважаемый! – приветливо помахал ему в ответ Эйрих.
Поддерживать добрососедские отношения и иметь хорошую репутацию среди свободных граждан – этому он научился у Гая Юлия Цезаря, который не жалел денег на то, чтобы его никогда не забывали и всегда говорили о нём только хорошее.
– Сегодня открываю римское вино! – сообщил сосед. – Приходи вечером! И Альвомира захвати!
– Обязательно! – ответил Эйрих. – Отца пригласишь?
Без отца, пока он живёт в его доме, ходить на званые попойки нельзя – это неуважение, достойное порицания.
– Уже пригласил! – хохотнул Бальдомир.
– Тогда жди после заката солнца! – ответил ему Эйрих и продолжил свой путь.
Сосед хочет повыгоднее сбыть своих дочерей, которые уже практически на выданье. Пусть пытает удачу. Эйрих собирался брать жён с боем, самых знатных дев, из самых богатых родов враждебных племён. Так больше почёта, больше славы да и детишки от таких жён получаются красивее и здоровее. А если и брать жён по договору, то только императорских кровей – на меньшее Эйрих не согласен.
У дома он учуял запах жареного мяса.
– Мясо! – обрадовался Альвомир и побежал к дому. – Мясо!
– Ещё не готово! – преградила ему путь Тиудигото. – Ждите на улице! Дома совсем места нет!
Альвомир озадаченно почесал затылок и остановился у порога.
– Подождём, – улыбнулся ему Эйрих. – Еда уже никуда не убежит.
– Ног же больше нету у неё, гы! – успокоенный собственной догадкой Альвомир сел прямо на траву у дома. – Не убижыт!
Эйрих посмотрел на своего подопечного и вспомнил о кузнечном заказе.
От идеи сделать Альвомира неубиваемым поединщиком, предназначенным для разрешения конфликтов на политической почве, Эйрих не отказался. Но чтобы гигант стал действительно неубиваемым, нужны были особые броня и оружие.
В их деревню начали съезжаться мастера по железу, прослышавшие о том, что Эйрих собирается собирать вокруг себя большую дружину, которая, неслыханное дело, будет получать некую «зарплату» за каждый день службы и снаряжение за счёт Эйриха. Именно последнее обстоятельство привлекло самых предприимчивых кузнецов, ожидающих больших прибылей.
Следственно, деревня постепенно разрасталась, потому что кузнецы едут не в одиночестве, а ещё, просто благодаря начатому движению и наличию здания Сената, прибывают торговцы, вдовы, кандидаты в дружину и прочие, прочие…
Южная часть деревни непомерно разрослась шатрами и хибарами из свежесрубленного леса. Деревню ещё нельзя назвать городом, но она к этому званию стремится.
– Не убижыт, гы, – вновь заулыбался Альвомир.
«При взгляде на него не захочешь даже намёком проявлять угрозу, лишь бы не пришиб», – подумал Эйрих. – «А внутри он просто маленький мальчик, которому нужно не так уж и много для счастья».
Некоторое время спустя, Тиудигото дала знак входить в дом.
– Вкусно, мясо, много! – уселся Альвомир за стол, а затем посмотрел на Эйриха. – Эйрих, еда!
Эйрих сел рядом и взял первый кусок мяса из серебряного блюда. Оленя пристрелили сегодня утром, причём сам Эйрих к этому не имел никакого отношения – это работа Зевты со своими дружинниками.
Тщательно пережёвывая хорошо прожаренное и перчённое мясо, Эйрих думал о ситуации вокруг собственного отца.
Зевта стал большим человеком, консулом при Сенате, хотя в народе ходит молва, что власть его равна рейксовой, а сам он без пяти минут рейкс. На самом деле всё намного сложнее, потому что у консула есть ограничения власти, накладываемые народными трибунами и вторым консулом. Должность второго консула вакантна, потому что Сенат хочет использовать её для приманивания кого-нибудь особо ценного и могущественного. Но
