а где следы твоего?
Незнакомец, пленивший Сару своей внешностью, на этот раз поразил ее блеском своего ума.
— Конечно, взглянув на землю ты не увидишь след моего раздвоенного копыта, но это вовсе не означает, что меня нет. Тот, кто говорит, что чистилища не существует будет потом смотреть на меня глазами полными слез, когда окажется там. Понятно, что я вхожу в человеческое тело и принимаю его облик. Последний раз, незадолго до того, как началась первая мировая война, я был Йозефом Месшартом, знаменитым пианистом, евреем по происхождению, ему не было тридцати, когда он безупречно исполнял Бетховена, си-бемоль-мажор Шуберта, блистал в музыкальной интерпретации. Я не люблю Вагнера, но в его “Gotterdammerung” есть волнующие темы. Тот юноша был немцем. И вот что удивительно: до него двадцать четыре раза я был молодым человеком в разных странах, естественно, каждый из них являл собой полную противоположность другому, естественно и то, что им вместе было куда меньше, чем — мне одному. Правду сказать, я бессмертен.
Эти слова произвели на Сару глубокое впечатление. Она поняла, что перед ней большой оригинал, с которым у нее было много общего. Однако она не совсем понимала, что происходит.
— Я смотрю в твои красивые глаза и не могу увидеть в них дьявола, — сказала она.
— А между тем я дьявол в облике человека. Собственно, во мне две сущности и отделить одну от другой невозможно. Смотри, твоя фигура бросает тень, а моя нет. Я так же не отражаюсь в зеркале.
Сара посмотрела на свою тень, потом на землю под Вельзевулом и увидела, что его тело не отбрасывает тень.
— Боже, такого быть не может!
— Теперь, веришь?
— Он имеет отдаленное сходство с тобой. Но ты не он.
— Чудо будет доказательством?
Сара смотрела на него во все глаза.
— Ты можешь исполнить мое желание? — спросила она.
— Любое.
— Хорошо. Я хочу увидеть Барбру Стрейзанд.
— Позвать Барбру сюда?
— Ну, нет. Я просто хочу быть на ее концерте.
— Такой несчастной и обездоленной женщине, как ты, я не могу отказать.
— Это чудо! — воскликнула Сара в упоении. — Но как ты это сделал? Волшебный концерт состоялся в 1994 году. Какой она была красивой! Она излучала свет. В ней бездна шарма!
— Ее великолепие от Бога! Голос ее такой чистый и сильный в особенности отмечен поразительным богатством вокальных оттенков и в этом отношении она останется величайшей певицей всех времен и всех народов.
— Я не верю, что ты дьявол. Ты Христос в образе человека.
— Что ты! О чем ты говоришь?
— Я всю жизнь мечтала увидеть перед собой Барбру Стрейзанд. Она мой идол. И наконец, увидела! То, что ты сделал для меня, никакой дьявол никогда не сделает. Это так?
— Тут решай сама.
— Ты Христос, сошедший на Землю. Я хочу помолиться в тишине.
— Подожди! Подожди. Не надо молиться. Ты ошибаешься. Я дьявол с головы до ног.
— Докажи это.
— Ты что мало доказательств получила? Какое еще тебе нужно?
— Ты знаешь, какое меня ждет будущее?
— Нет, но знаю, что каждому человеку назначена его судьба.
— Страх перед старостью, вещь очевидная для женщины в моем возрасте. Ты можешь сделать так, чтобы я снова стала молодой?
— Если это будет твоим вторым желанием.
— А сколько желаний ты можешь исполнить?
— Только три.
— Я благодарна тебе за то, что ты выбрал меня.
— Особой заслуги с моей стороны тут нет. Ты тому причиной, а не я. Я сразу увидел, что ты особенная.
— Правда! Спасибо. Я могу так много. Нет ничего такого с чем я не справлюсь. Для меня жизнь — это мое служение красоте.
— Тебя это, наверное, удивит, но о себе я могу сказать тоже самое.
— Не уверена, что могу удивить тебя, но все же скажу: я чувствую дьявола не только в окружающем мире, но и в самой себе. Он какая-то часть меня.
— Чему здесь удивляться, ведь я в каждом человеке с момента его рождения.
— Ну да. Почему-то об этом я не подумала. Знаешь, я бы могла.
— Что?
— Жить против совести. Честная жизнь далась мне дорогой ценою. Вот так! Что ты делаешь в Нью-Йорке?
— Я не знаю в мире другого города, который вселял бы в душу такой восторг и вдохновение. Я живу во всех столицах Европы и для меня нет большей радости, чем возвращаться в Нью-Йорк. Здесь такая насыщенность духовной жизнью. И потом в этом городе я всегда хорошо себя чувствую.
— Я думала, что только Бог любит Америку.
— Представь себе, и дьявол тоже. Мощь, великолепие, изобилие, величие, трудолюбие, порядок, красота, все это наличествует в Америке. А природа здесь какая! В 1901 году в Америку приехал на гастроли великий испанский виолончелист Пабло Казальс. Я вошел в тело Раймона Дункана, который подготовил поездку. Он, кстати, был братом сумасбродной Айседоры Дункан, она уже при жизни стала легендой. С нами тогда была жившая в Париже американская певица Эмма Невада, она, между прочим, познакомила меня с Верди. Пабло был переполнен восторгом, Америка произвела на него огромное впечатление: как-то мы пили кофе в гостинице, кажется Филадельфии, и он сказал: «Никогда еще не был я так потрясен величием и разнообразием природы, никогда с такой силой не чувствовал неукротимость духа тех, кто покорял и обживал эти пространства. Меня здесь охватывает уверенность, что человек может осуществить свою мечту, ведь все, чего ему не достает для счастья, возможно на этой земле». Я не поручусь, что это были в точности те слова, которые в тот вечер сказал Казальс, посему будем считать, что они прозвучали в исправленной редакции, которая очень близка к оригиналу.
— Слушать тебя — наслаждение, — проговорила Сара. После этих слов она вздохнула всей грудью.
Наступило недолгое молчание. Вельзевул первым нарушил его. Он спросил:
— Домой ты, конечно, не пойдешь?
— У меня нет больше дома. Сколько раз тебе говорить.
— Хочешь пойти ко мне? Я живу в двух кварталах отсюда.
Сара пожала плечами и стала смотреть в сторону.
— Ты можешь остаться здесь, на этой скамье или пойти со мной.
С тем же отстраненным видом она продолжала смотреть куда-то вдаль. Ее обуревали сомнения. А тут еще предстояло принять приглашение. Сара смутно понимала, что произошло событие, которому суждено как-то повлиять на ход всей ее жизни. Неужели встреча с дьяволом была поворотной в ее судьбе?
— Уже поздно, а я ничего не ела, — только и сказала она.
— Рядом с моим домом есть ресторан.
Кода они были в ресторане Вельзевул сказал то, что должен был сказать.
— Послушай, Сара. Мало
