мы.
И Кирилл ехал – найти себя. Интуитивно. Собрать себя по кусочкам, как мозаику.
"Вот так отправишься в путешествие – и вдруг узнаешь, как устроен мир. Едешь ведь не для того, чтоб что-то сильно новое увидеть, а для того чтоб… увидеть то, чего и не увидишь. Чего и увидеть нельзя. Раз – и поймёшь! Раз – и озарит! Раз – и всё на место станет!.. Да блин, что же я говорю-то? это же никому не понятно, в том числе и мне…" – неожиданно додумал Кирилл.
"Я даже ведь не знаю, как это и назвать, Господи. Ты – знаешь! Домой я хочу – вот".
Люди ездят в паломничества. Преодолевают сотни, а то и тысячи километров, чтоб хоть на секунду приложиться к мощам любимого святого… Именно что любимого! Но что такое время и расстояние? Не наполняет ли одна секунда смыслом и все дни поездки, и все годы ожидания поездки? Ехать или не ехать – не вопрос. Иметь смысл жизни или не иметь – вот в чём всё дело! Наполнить её из неведомых колодцев тем, что выше – или вовсе не найти никогда никаких колодцев.
Можно всё изъездить и ничего не найти. Можно никуда вообще не ездить и найти всё. Значит, внешние путешествия – только частный случай путешествий других, которые совершает наша душа…
– "Что такое честность?" – вдруг оборвав мысль Кирилла, спросил Ромка: вернее, прочитал вслух мелькнувшую за окном социальную рекламу.
– Это честные консервы! – тут же прочитал в ответ Кирилл.
– Почему???
– Да вон сам смотри.
И показал ему банку с соответствующей надписью.
– Опс! – обрадовался Ромка. – Поздравь: у меня уже целая коллекция выходит! Каталог тупой рекламы. "Умная мебель", "честные консервы", "мясной рай". Да, а ещё "Вкусное детство". Это вообще су-упер! написали бы уж сразу: "Вкусные дети. Кафе для людоедов".
Кирилл смотрел на него так снисходительно-благосклонно… как может смотреть интеллигентный во всех отношениях молодой эгоист на прикольного во всех отношениях вдвое младшего братишку.
Всё-таки, как ни крути, именно Ромка, из-за которого сегодня чуть не опоздали, был главным инициатором того, что их семья отправилась в эту поездку (все, кроме отца Кирилла)…
Семья? Ну да, семья – хотя и весьма своеобразно сложившаяся.
11-летний Ромка не был родным братом 22-летнего Кирилла. Просто три года назад их родители поженились. Отец Кирилла и мать Ромы.
Прежняя история у обоих супругов была непростая, но главное, что они любили друг друга – это было видно за версту, – и Кирилл совершенно нейтрально воспринял их отношения… отметив где-то в сноске к подсознанию: "Вот бы у меня когда-нибудь такая любовь нашлась!" "Довесок" новой семьи в виде сводного братишки ему тоже нисколько не досаждал… да Ромка, пожалуй, вообще неспособен был никому всерьёз досаждать – разве что невсерьёз, весело. Этот "чудо-юдо напиток ром" своим появлением даже слегка разнообразил жизнь Кирилла. Он-то был не навязчивый, да вот к нему трудно было не привязаться – уж на что Кирилл казался на вид флегматичным пофигистом.
Разница в возрасте между сводными братьями – 11 лет, не шутка! Была бы двадцать – Ромка вообще годился бы в сыновья. А так – занял ровно срединное положение между братом-погодкой и "как бы сыном".
Кирилл не застал его в том капризно-озорном дошкольном возрасте, когда обычно происходит наибольшее количество конфликтов между старшими и младшими. Для него-то Ромка "родился" в 8 лет (появление человека в нашей жизни – это всегда какое-то новое рождение).
Ромка был не из тех, кто мешает старшим жить. Не зануда, не ябедник и совсем не капризный. Самодостаточный. Да, если уж описать его одним словом, то пожалуй это именно – самодостаточный. В меру шустрый, в меру спокойный, – он занимал, казалось, совсем немного места… вот только без него это место было бы пустым.
От него постоянно исходила какая-то "весёлая радиация".
– Он меня облучает! – шутил Кирилл.
– Ого! я, оказывается – Чернобыльская станция! – констатировал Ромка.
Единственной формой их полушутливых стычек была иногда борьба за место под солнцем у компьютера. Сидит-сидит Ромка, играет или там переписывается. Потом, глядишь, и Кирилл, вернувшись домой, подойдёт. Подойдёт-подождёт… "Ну, давай, брысь" – и Ромка послушно ускачет. Понимающий братишка! Пару раз по загривку шутливо получал для лучшего понимания… но никогда не обижался и даже к этому относился с юмором. Просто не брат, а подарок.
Мать его слишком-то "церковью не перегружала", как выражался Кирилл (хотя причащались они регулярно – духовник о. Павел благословлял на самое главное с поблажками во всяких формальностях). Как-то она сказала:
– Я думаю, Детство – это и само по себе одно сплошное богослужение. В детстве человек так счастлив, что в этом-то счастье и есть Бог. В детстве ты всё о Нём знаешь, только словами выразить не можешь. Ну, а потом… – вздохнула она. – человек вырастает: тело тяжелеет, мысли тяжелеют… Жизнь тяжелеет. Слишком тяжёлое для рая существо получается.
Кажется, Кирилл её понимал.
(1). Тимур Алдошин
2. В двух шагах от истины
Он – там, где мы хоронили дождь,
Он – солнце, тонущее в реке…
Ю. Шевчук
Лавра, величественная, как целое царство, и собранно-пёстрая, как каменный цветок, встречала паломников неправдоподобно румяными закатными отблесками. Сумерки совсем сгустились, но церкви и башни стояли, словно залитые вишнёвым соком. Казалось, они никак не хотят отпускать даже вечером "свет невечерний" со своих стен. Уже и Солнце давно зашло, но они готовы были оставить при себе свет даже без светила.
И облака над ними висели – как брызги того же подсыхающего вишнёвого сока, который из бордового постепенно делается густо-фиолетовым. То ли земля здесь отражает небо, то ли небо – землю?
– Бог иногда даёт людям вдохновение, чтоб сотворить какую-то такую красоту… какой никогда не было и никогда уж больше не будет, – говорила Наталья Сергеевна. – И потом от этой красоты ещё много веков люди, когда её видят, становятся… счастливее, что ли. Как будто к ним Бог спустился и наконец что-то сказал – ответил на их вопросы.
И Кирилл как бы в ответ подумал: "Вот ведь как бывает: едешь куда-то кому-то задать вопросы… а они вдруг исчезают прежде, чем их успеваешь задать. Дома они есть, а здесь нет! Кто-то удалил их, как вирусы: "В тот день вы уже не спросите Меня ни о чём".
А Наталья Сергеевна добавила:
– Одна у меня мечта: вот в этой-то красоте навсегда бы остаться. Но… дела!
Да, правда: вот место, в котором ты
