— Ты собираешься выстрелить в меня, мам?
Я подошел ближе, подняв руки над головой.
Она опустила оружие на несколько сантиметров, но все еще целилась мне в грудь.
— Что с тобой стряслось? — спросила она, разглядывая мою голую, порезанную с синяками верхнюю часть тела.
— Всякое, — ответил я, не готовый разглашать больше информации, когда она направляла на меня оружие.
Она кивнула в сторону грузовика.
— Разве это не машина Коди?
— Да. Но она ему больше не понадобится.
Мать кивнула и горько улыбнулась.
— Он мертв?
— Да.
Я медленно опустил руки.
Мама настороженно смотрела на меня, но не стреляла. Я не сомневался, что она может выстрелить в кого-нибудь, если ее спровоцировать.
— Я забрал его собак со свалки.
— Не только собак, я уверена, — тихо произнесла она. — Он держал там тайник с деньгами. Ты же знаешь, как он не мог держать рот на замке, когда был пьян.
— У него длинный язык. — я одарил ее язвительной улыбкой. — Ты опустишь оружие?
Мама покачала головой.
— Не сейчас. Ходят слухи, что ты теперь работаешь на итальянцев.
— Я ни на кого не работаю, мам. Ты знаешь, как ужасно я выполняю приказы.
Она указала на грузовик.
— Ты должен был пристрелить собак. Разве тебе не хватает проблем?
Я не был уверен, как много она знает, но, учитывая ее нежелание опустить оружие, слишком много.
— Эрл мертв.
Она торжественно кивнула.
— Я знаю. Он и несколько человек попали в плен к итальянцам. Никто не выживет после этого.
— Верно.
Я не был уверен, ожидал ли я слёз или хотя бы большей печали со стороны матери из-за смерти Эрла, но учитывая, что он постоянно изменял ей и почти не бывал дома, я не должен удивляться.
— Поговаривают, что ты тоже там был.
Я вздохнул, поднимаясь по ступенькам на крыльцо, пока не оказался прямо перед мамой с дулом, почти касающимся моей груди.
— Что еще ты слышала?
— Что ты предатель. Грей сказал мне, что ты выдал их местонахождение.
Мое облегчение от подтверждения того, что Грей действительно ушел живым, чуть не сбило меня с ног.
— Я...
Я не успел договорить, как ладонь матери в ударе коснулась моей щеки.
— Если бы с Греем что-то случилось в тот день, я бы никогда тебя не простила.
— Знаю, поэтому я и позаботился о том, чтобы он смог спасти свою жалкую задницу.
— Он рассказал мне.
— Где он сейчас?
— Я не знаю. Он уехал вчера. Только занес немного денег и сказал, чтобы я не волновалась за него и что он заставит меня гордиться им.
— Дерьмо. Что, черт возьми, это значит?
Мама искала мои глаза.
— Почему ты в живых, Мэддокс, если не работаешь с итальянцами? Они тебя не убили. Грей сообщил, что ты сделал девушку Витиелло своей женщиной.
Моей женщиной.
Мне понравилось, как это звучит.
— Она много для меня значит.
— Более чем, если она стоит того, чтобы стать предателем. Ты жил ради клуба. Неужели одной девушки достаточно, чтобы ты забыл, что произошло с твоим отцом?
— Я не забыл, но мне надоело жить прошлым. Марселла заставляет меня думать о будущем.
— О каком будущем? Чем ты хочешь заниматься без клуба? Ты не знаешь другой жизни.
— Я разберусь с этим.
Она мрачно рассмеялась, но, по крайней мере, наконец-то направила ствол в пол.
— Если ты станешь работать с итальянцами, каждый байкер захочет заполучить твою голову. Они, вероятно, захотят ее в любом случае, как только распространится слух, что это ты убил его.
Я напрягся.
— О чем ты говоришь?
Мать снова влепила мне пощечину. Я видел, что это произойдет, но не пытался защищаться. Она имела полное право сердиться на меня.
— Не лги мне в лицо, Мэддокс. Я не глупая. Информация исходит от итальянцев. Или хочешь сказать, что они распускают слухи, дабы разрушить твою репутацию?
Я отвернулся от мамы. Кто распространял правду? Только очень немногие, о которых я знал, находились в тюрьме Фамильи. Лука, Амо, Маттео, Гроул и Марселла.
Если кто-то из них распространил информацию о том, что я убил своего дядю, это может только заставить другие отделения Тартар в стране и Кочевников нашего отделения отомстить мне. За мою голову уже назначили награду. Они жаждали моей смерти. Вопрос был в том, кто.
На первый взгляд, Лука казался маловероятным, поскольку он мог с лёгкостью убить меня, пока я был у него в плену — но не без возмущений Марселлы. Заставив других байкеров начать охоту на меня, он получил легкий способ убить меня, не пачкая рук, а Марселла не стала бы его винить.
— Ты знаешь, кто распускает слухи?
— Грей не сказал.
— Грей это рассказал тебе?
— Ты убил своего дядю, Мэддокс? Это все, что я хочу знать.
— Ты знаешь, каким Эрл мог быть, мам. Он был одержим местью, даже больше, чем я. Если мы превращаемся в монстров, чтобы убить монстра, мы также ужасны, как и он. Грей рассказал тебе, что он сделал с Марселлой?
Мама кивнула.
— С годами он стал более радикальным. Но ты должен был разобраться с этим в клубе. Ты мог бы вступить в борьбу с ним за место президента.
— Меня бы никогда не выбрали президентом. Более прогрессивные, либеральные члены клуба с годами все стали Кочевниками. Те, кто остался в клубе, были абсолютно преданы Эрлу. И даже если бы я победил, он бы никогда не принял это голосование. Клуб был всей его жизнью. Ничто другое не имело значения.
— Я знаю, — с горечью произнесла мать. Ее глаза искали мое лицо. — Не знаю, что и думать. Я не знаю, тот ли ты мальчик, которого я вырастила.
— Да, мама. Я должен был сделать выбор, как сделал Эрл, когда пытался убить меня своими собаками. Но мне жаль, что ты осталась одна.
Мама засмеялась.
— Ох, Мэддокс, ты же знаешь, что Эрла не было уже почти год. Но без клуба я не могу оплачивать счета. Десять тысяч, которые Грей оставил мне, не будут вечными.
Она надела резиновую перчатку, как всегда делала, когда курила, чтобы пальцы не пожелтели. Учитывая, что она выкуривала около сорока сигарет в день, это вероятно, хорошая идея.
Я трусцой вернулся к грузовику и взял из чемодана тридцать тысяч. Она смотрела на меня со здоровой долей подозрительности и не выглядела успокоенной, даже когда я протянул ей деньги.
