— Даже не знаю, что бы я делала без тебя, Энни, — частенько повторяла тетушка. — Возможно, ты единственный человек, который знает, как нужно себя вести. Кто бы мог подумать, что тебе только четыре года.
Энни помогала застилать кровати и вытирать тарелки. А ее любимым занятием было смахивать пыль с декоративных украшений, стоящих в серванте: всевозможных сувениров, привезенных из Блэкпула, Рила и Моркамбе, тех самых мест, куда Дот с Бертом ездили в начале своих отношений.
— Бедная кроха, — иногда говорила Дот, ероша копну медно-красных вьющихся волос, украшавших головку Энни. — Что же с тобой будет, а?
Энни не понимала, что имеет в виду ее тетя. Она совершенно не чувствовала себя несчастной, напротив, ей было очень уютно в этом несколько неорганизованном доме, в котором, насколько она знала, семья Харрисонов должна была остаться навсегда. В сентябре девочка должна была приступить к занятиям в школе, в той самой, куда ходили мальчишки, и жизнь стала бы еще лучше. Энни всем сердцем любила тетушку Дот и дядюшку Берта, великодушно простив его за то, что он когда-то выжил ее из кровати. Этот высокий мужчина с рыжеватыми волосами, венчающими, словно ореол, его голову, красными щеками и кустистыми усами чем-то напоминал ей плюшевого мишку. В день зарплаты он обязательно покупал детям небольшие подарки: конфеты, книжки-раскраски или же мелки. Берт был машинистом, работал посменно, и ребятишки должны были вести себя тихо, когда он, возвращаясь с ночного дежурства, ложился спать.
Но постепенно тетушка Дот, которая часто смеялась и всегда пребывала в хорошем настроении, стала вдруг очень раздражительной. Возможно, причина была в том, что она начала полнеть, думала Энни, замечая, как тетушкин живот становится все больше и больше. Дот кричала на мальчишек и приказывала Энни и Мари убираться к чертовой матери с дороги. Если же кто-нибудь, кому доставалось от нее, в конце концов сильно огорчался, тетушка тотчас же демонстрировала раскаяние, пытаясь загладить свою вину. Однажды, увидев, как плачет Мари, тетушка тоже разрыдалась.
— Мне так жаль, милая, — сказала она, всхлипывая и заключая Мари в объятия. — Это… о, черт, даже не знаю, по-моему, я просто не в силах с этим совладать.
В тот день, когда Дот швырнула чашку, на улице стояла ветреная, дождливая погода. Энни и Мари, одетые в лучшие платья, уже побывали на мессе, состоявшейся в девять часов. На вешалке в холле висело много мокрой одежды, а внизу аккуратно в ряд стояли сапоги. После окончания мессы дядюшка Берт отправился спать, строго-настрого наказав сыновьям не шуметь. Дот завязала шарф в виде тюрбана, надела украшенный цветочным узором передник и обвязала его вокруг своей несуществующей талии, отчего ее живот стал казаться еще больше. Тетушка принялась гладить на столе в дальней комнате. Когда каждая вещь была отутюжена, она сложила все в стопку, пока не образовались две аккуратные кучки — из предметов одежды и постельного белья.
— Пока Берт не встанет, я не смогу попасть в гостиную и отнести все это на место, — пробормотала она себе под нос.
Мальчишки, вынужденные из-за дождя сидеть дома, побежали на верхний этаж. Спустя какое-то время они начали драться, и вскоре послышалось несколько приглушенных стонов. Дот вышла в холл и недовольно шикнула:
— Томми, Майк, Алан! Перестаньте, вы разбудите отца.
Она улыбнулась девочкам, которые, прижавшись друг к другу, сидели в кресле в гостиной.
— О, ну разве вы не загляденье? Никакие принцессы вам и в подметки не годятся. Что это вы там рисуете? А ну-ка, будьте умницами, сделайте тетушке Дот красивую картинку на кухню.
Дот отправилась готовить ужин. Она ловко начистила целую гору картофеля и нашинковала капусту. На плите уже стояла кастрюля с кипящей водой, а из-под крышки выглядывал край муслиновой материи. Энни облизала губы. Пудинг на сале! Она надеялась, что будет и ее любимый сироп.
Дот разогрела духовку и поставила туда огромное железное блюдо со стейком и почками. К удивлению Энни, в течение нескольких секунд тетушка стояла не разгибаясь, недовольно сморщив лицо. Она, тяжело дыша, ухватилась за подставку для сушки, затем зажгла еще одну конфорку на плите и налила в кастрюлю почти пинту молока. Потом вытащила из серванта большую банку заварного крема, смешала остаток молока с двумя столовыми ложками порошка, вылила смесь в кастрюлю и начала ее размешивать. Лицо тетушки нахмурилось, приняв сердитое выражение. Приготовление заварного крема было достаточно рискованным делом: если вовремя не убрать кастрюлю с огня, он просто-напросто сгорит.
Энни испытывала чувство абсолютного счастья, сидя в теплом удобном кресле прижавшись к сестре. Она наблюдала за тетушкой, прислушиваясь к тому, как ложка при помешивании скребет о стенки кастрюли, как на сильном огне шипит вода. Энни знала, что приблизительно через час Дот попросит ее накрыть на стол, после чего девять тарелок займут свои места и еда будет подана. Дот станет раскладывать по тарелкам кусочки картофеля и по ложке стейка и почек, приговаривая при этом: «Чтобы всем было поровну». Посреди этой церемонии Дот произнесет: «Скажи отцу, что ужин готов, милая», и когда Энни постучит в дверь гостиной, на пороге появится ее отец и заберет две порции, одна из которых будет совсем небольшой — для мамы. А ужин для дядюшки Берта оставят на потом.
Мальчики вдруг начали кричать, после чего раздался грохот, словно они что-то опрокинули. Дядюшка Берт громко забарабанил по полу и завопил: «Сейчас же прекратите шуметь!», и именно в эту минуту послышался резкий стук в дверь.
Дот нахмурилась.
— Посмотри-ка, Энни, кто пришел.
Энни поспешила к двери. За порогом стоял отец Мэлони. Он слегка кивнул Энни и, не дожидаясь приглашения, стремительно прошел мимо нее, направившись прямо в комнату, туда, где лежали выглаженные вещи, а в воздухе витал аромат готовящегося ужина, в котором преобладал запах вареной капусты.
— О, бог мой, это вы, отче!
От смущения красивое добродушное лицо Дот сделалось пунцовым, как раз под цвет ее волос. Она тотчас сняла тюрбан и фартук, нечаянно задев при этом одну из жемчужных сережек. Украшение чуть слышно упало на покрытый линолеумом пол, и когда Дот ринулась навстречу священнику, она случайно наступила на серьгу.
— Я не ожидала, что вы сегодня придете. Энни, Мари, поднимайтесь. Позвольте отцу Мэлони сесть в кресло.
Дот закрыла дверь в кухню и позвала мальчишек. Они спустились вниз и с кротким видом встали у стены, спрятав руки за спину. Тетушка Дот немедленно провела беглый осмотр сорванцов, поправив им воротнички и пригладив взъерошенные рыжие волосы. Отец Мэлони окинул их мимолетным взглядом, и, как только он повернулся к ним спиной, Майк скорчил гримасу, а Мари едва сдержалась, чтобы не засмеяться.
— Кто там пришел? — резким голосом спросил дядюшка Берт.
— Это отец Мэлони, папа, — закричал в ответ Томми.
Дядюшка Берт пробормотал что-то невразумительное, после чего послышался скрип кровати.
Священник оставался у них недолго. Он спросил детишек, хорошо ли они себя ведут, и те заверили его в этом, стараясь говорить как можно убедительнее. Когда отец Мэлони повернулся к Дот, Майк высунул язык, и Энни едва не прыснула от смеха. Майка она любила больше всех. У него были самые рыжие волосы и в два раза больше веснушек, чем у братьев, а в зеленых глазах плясали озорные огоньки.
