Книга Город еретиков - Федерико Андахази

Оказавшись в одиночестве собственной кельи, все еще охваченный ужасом, Аурелио взял перо и бумагу и принялся писать:

Госпожа моя!

С тех пор как я удалился в этот монастырь на краю пропасти, каждый день сделался похож на новое испытание, которое Господь посылает мне на моем пути. В иные моменты дух мой слабеет, и я боюсь рухнуть вниз. Характер мой совершенно не смягчился, каждый мой следующий шаг становится все труднее и рискованнее. Уверен я лишь в одной вещи: я отрекся от вашей любви вовсе не для того, чтобы сделаться свидетелем самых мерзостных деяний, которые творятся здесь во имя Господне, при немом попустительстве этих стен. Должен вам признаться, что мне так и не удалось о вас позабыть, постоянное воспоминание о вас помрачает мой рассудок и порою встает на пути моей самой заветной цели: служения Всевышнему. Но когда я вижу, как мои братья во Христе дают волю самым низменным инстинктам, самым отвратительным бесчинствам плоти, память о вашем прекрасном лице возносится надо мною с ангельской чистотой.

Аурелио оторвал взгляд от бумаги и против собственной воли вспомнил о темных делах, которые ему довелось наблюдать с того дня, как он шесть месяцев назад поступил в монастырь. И продолжил свое описание этих людей, которые в течение дня наполняют рот словами «целомудрие», «воздержание», «праведность» и «нравственность», а ночами тайком перебегают из кельи в келью, а позже выходят в коридор, одергивая сутаны, потные, задыхающиеся и пунцовые от стыда. Потом они обрушивают яростную плеть на свои изъязвленные спины, словно их вину возможно искупить таким способом. Однако образ этого невинного ребенка, жертвы звериной похоти брата Доминика, стал последней каплей, переполнившей чашу. Письмо Аурелио было обращено к женщине, которую он любил или, точнее сказать, пытался перестать любить, — к Кристине.

Монах снова обмакнул перо в чернильницу и продолжил:

Я знаю, что мне не следовало бы писать этих строк, что чем чаще я о вас вспоминаю, тем сложнее мне освободить свое тело от следов ваших ласк, а душу — от тлеющих углей страсти. Господь испытывает меня всякий раз, когда я вижу своих братьев, предающихся сладострастию. Вот тогда-то я и вопрошаю себя, что может быть плохого в притяжении, которое ваше тело оказывает на мое. По сравнению с отвратительными деяниями, коим я так часто являюсь свидетелем, нашу любовь можно было бы назвать самой чистой и священной. Если созерцание, о котором говорил Августин, покоится на божественных принципах Добра, Красоты и Истины, то я задаюсь вопросом: как могу я отклониться с пути Добра, если ваша душа есть воплощение доброты? Что же способно отвратить меня от прекрасного, если ваш облик — это облик самой Красоты? Каким образом могу я быть разлучен с Истиной, если мои чувства к вам — самые подлинные и истинные? Я не совершаю святотатства, задавая себе эти вопросы, поскольку вы знаете, что сомнение укрепляет веру. И если грех искупается исповедью — актом просветления и понимания, я позволю себе избрать вас в качестве своей исповедницы, поскольку здесь не найти никого, столь же достойного этой роли. Итак, позвольте мне воспользоваться вашим именем, чтобы достичь Всемогущего и таким образом обрести Его прощение.

В ушах юного священника все еще звучали сдавленные крики беззащитного мальчика, и сердце его колотилось от гнева. Воспоминание о лице Кристины, о ее мягком и нежном голосе нахлынуло поверх этого эха и немножко успокоило юношу.

Аурелио остался сиротой в десять лет. Сначала умер его отец, Оноре де Бри, обнищавший дворянин, который, чтобы спастись от разорения, заключил брак с благородной девицей родом из Астурии. Она переехала к нему в Лион, и с помощью приданого родителю Аурелио удалось расплатиться с долгами, прежде чем кредиторы завладели его имуществом. И все-таки ему потребовалось бы не слишком много времени, чтобы наделать новых долгов, отдать которые шевалье смог бы только за счет денег своей супруги. Оноре де Бри не дошел до того, чтобы оказаться вместе с семьей на улице: его, после недолгой агонии, убила черная чума. Несмотря на то что отец, казалось, не уделял сыну никакого внимания, для Аурелио эта смерть явилась страшной утратой: мальчик был сильно привязан к этому мужчине с подчеркнуто деревенскими, почти гротескными манерами, который как будто бы не имел уважения ни к чему и ни к кому. Аурелио восхищался этим высокомерием, ничуть не похожим на ревностный католицизм его матери. Личность Аурелио формировалась на узком карнизе над пропастью, по обе стороны которого располагались два столь различных примера. Между смертью отца и смертью матери прошло совсем немного времени; ничто не предвещало ее кончины, не было никакой болезни — просто однажды, шагая по кромке поля к своему дому, мать Аурелио упала замертво, как падают птицы. Именно сын обнаружил ее тело, лежащее на осенних березовых листьях. Сердобольный дядюшка, брат его отца, позаботился о ребенке и увез его в свой дом, в Труа. Знакомство с трудами Блаженного Августина явилось для Аурелио настоящим откровением. Конечно же, в матери святого, по настоянию которой тот полностью обратился к Христу, он увидел отражение своей собственной матери. Воспитывался мальчик в простоте и строгости — именно таков был характер его дяди. Когда Аурелио достиг положенного по закону возраста, он не стал вступать во владение замком Велайо в Астурии, который принадлежал ему по наследству, потому что очень рано принял решение провести дни своей жизни в монастыре.

Раннее чтение «Исповеди» и «Града Божьего» навсегда обратило взоры юноши к исполинской фигуре Блаженного Августина — до такой степени, что, решив сменить имя, он взял себе первое имя своего святого — Аурелио; то была дань уважения, оказанная им тому, кого юноша почитал своим учителем. Быть может, желая следовать за своим духовным наставником по всем извивам его стези, или, возможно, просто по воле случая, но прежде чем Аурелио успел вступить в орден братьев-августинцев, он повстречал на своем благочестивом пути женщину. Подобно Августину Африканскому, который упал в объятия Флории и познал мирские радости совокупления, прежде чем толностью посвятил себя Богу, Аурелио познал, в самом библейском смысле этого слова, прекрасную Кристину. Они были слишком молоды, и все-таки их связь оказалась гакой неистовой, что Аурелио уже готов был отказаться от сутаны священника — раньше, чем успел в нее облачиться. Однако он чувствовал себя виноватым перед Господом. Даже мысль о браке, пусть и освященном всеми таинствами, не освобождала его от мучительного чувства вины. Аурелио всегда полагал, что супружеский союз — это наименьшее зло, но все равно зло. Он думал, вслед за святым Иеронимом, что супружество есть подтверждение первородного греха, что истинной благодати сопутствуют девственность и целомудрие — ведь именно такова была жизнь в раю до грехопадения. Юноша не мог простить себе опыта плотской любви. С другой стороны, он не мог и позабыть тех ни с чем не сравнимых ощущений, терзавших его память день ото дня. Муки его совести были столь нестерпимы, что в конце концов Аурелио отказался от Кристины и вступил в орден августинцев в монастыре Сен-Мартен-эз-Эр. А вот его возлюбленная пережила слишком много страданий, чтобы разбираться в этих тонких материях; угрызения совести, которые преследовали Аурелио, были просто-напросто причудливой игрой ума в сравнении с трагедией, выпавшей на долю Кристины. И все-таки, несмотря на пережитую ею муку, девушка поклялась Аурелио в вечной любви и не собиралась отказываться от своего слова. Покинутая мужчиной, которого она любила, испытавшая на себе страшную ярость отца и безразличие собственной матери, оказавшаяся на грани умственного помешательства, лишенная наследства и изгнанная из семьи, Кристина тоже была вынуждена надеть монашеское одеяние. В монастырь ее вели вовсе не религиозные убеждения, она не слышала никакого божественного зова; на самом деле Кристина решилась на брак с Господом, потому что у нее не было другого выбора. Ее брак со Всевышним походил на союзы, заключаемые между семействами, когда девушка выходит замуж за богатого благополучного старика, хотя и не может дать ему искренней любви. Кристина не собиралась мириться с потерей Аурелио. Однако если он был готов сделать все возможное, чтобы искупить свой грех перед Господом, она была намерена использовать любые средства в борьбе за возвращение любимого мужчины.