кольцом сумрака. Демьян лежал на охапке жесткого хвороста, лениво поворачивая то один, то другой бок к яркому пламени костра. Ему не спалось, он с завистью смотрел на своих ратных, дружно храпевших вокруг. «Нужно заснуть, завтра тяжелый день», – тщетно уговаривал он себя.
Тишину разорвал гневный рокочущий бас Святослава Липовецкого:
– Что значит – зачем напал?! Да ты видел, сколько там добра?! Это ж все наше! Наше!
Демьян с любопытством вскинул голову. У большого княжеского костра разгорался ожесточенный спор. Высокий, широкоплечий Святослав нависал над тщедушным, похожим на взъерошенного воробышка Олегом Рыльским. Маленький князь возражал слегка по-бабьи высоким пронзительным голоском:
– Наше – не наше, какая разница! Теперь что и было наше – все их стало. Чего добился?
– Можно подумать, не напал бы я, так все б по-другому было, один конец – прочь бежать, – Святослав нервно передернул плечами. – Для Ахмата – мы как кость в горле, мешаем ему хозяином в Курской земле стать. Пока он жив – не будет нам покоя.
– Что ж ты на баскака руку хочешь поднять? Беду на нас накличешь, – возмутился Олег. – Нельзя со степью раздор иметь, силы не те, чтобы нос драть.
– Да, вот ты нос не драл, в ножки падал, то к Ногаю, то к царю Телебуге, а конец-то тот же, – в голосе Липовецкого князя звучало злорадство.
– Рано конец мне отмеряешь, я еще поживу, а в ножки к царю не один я падал, вдвоем просить ездили. Али забыл?! – Олега разрывала ярость. – Ведь все почти уладить удалось. Царь послов дал, людей наших из слобод вывели, как и хотели. Ахмат зол был, да не препятствовал, супротив самого царя идти не хотел. А тут ты со своим разбоем ночным, мало тебе показалось! Ахмат к Ногаю сбежал, напраслину на меня возвел, а в чем я виноват? Меня в ту ночь даже рядом не было. Разбойничал ты, а ответ держать мне!
– И я не виноват, что Ахмат тебя приплел, – уже мягче ответил Святослав, и ворчливо добавил, – возы добром нагрузил, еле тащатся, того и гляди татары догонят. Налегке от погони уходить надо.
– Налегке?! – еще больше закипал Олег, – А как к царю с пустыми руками являться? Ты вот, что для Телебуги везешь, или опять выгоду свою моим серебром добывать станешь?
Святослав вдруг расхохотался.
– Вези сам свое серебро. Я к твоему царю на поклон больше не собираюсь. Расходов много, а толку мало.
– Как не собираешься? – опешил Олег.
– А так, не собираюсь, и все тут, – Липовецкий князь явно забавлялся растерянностью рыльского сородника.
– И куда же ты тогда скачешь?
– В лесах Вороножских до весны пережду, а там посмотрим.
– В Вороножских лесах… у рязанцев? – Олег пытался, но не мог скрыть удивления. – Думаешь, рязанские князья обрадуются, что ты по их заставам прячешься?
– Пока они про незваных гостей прознают, так мы уж в обратный путь выедем, – самодовольно усмехнулся Святослав.
До Олега видать стало доходить, что в скором времени он может остаться посреди враждебной степи со своей дружиной без крепких липовецких воев. Его тон из враждебного сразу же стал дружелюбным:
– Послушай, Святослав Андреич, мы ж почти сваты, нам следует вместе держаться. С голоду помрете в тех диких лесах, а Телебуга нас приветливо примет, перезимуем.
– От приветов ордынских шея гудит, как бы без головы не остаться. Не уговаривай, я все решил.
– Как знаешь, – махнул рукой Рыльский князь, жалея уже о том, что проявил слабость и пытался уговорить упрямца. Князья разошлись каждый в свою сторону.
Олег направился к семье. Его жена и дети, измученные дорогой, устало расположились у костерка поменьше. Вповалку друг на дружке спали рыльские княжичи семнадцати и пятнадцати лет от роду. Рядом сидела княгиня, красивая статная женщина со смуглым лицом, выдававшим в ней половецкую кровь. Она с нескрываемой ненавистью смотрела в след удаляющемуся Святославу. Было понятно, что во всех бедах мужа, княгиня винила только взбалмошного Липовецкого князя.
Рядом, прижавшись к матери, сидела юная княжна (почти девочка) – круглолицая, с мягкими чертами лица, такая же смугленькая, как и матушка. Глазами затравленного зверька она скользила по спящему войску. На мгновение ее взгляд встретился с любопытными очами Демьяна. Тот не удержался и подмигнул девице, широко улыбнувшись. Княжна быстро отвернулась.
– Что, Робша, на невесту мою глаз положил? – раздался над ухом у Демьяна веселый голос его князя. Александр Ольговский, младший брат Святослава Липовецкого, плюхнулся на хворост рядом с боярином, бесцеремонно толкнув Олексича в бок.
– Невеста? – удивился Демьян.
– А ты не знал? Еще по осени сговорились, если бы не Ногаева рать, уж пред алтарем бы стояли.
– Так она ж дите совсем, – Демьян снова бросил взгляд на молоденькую княжну.
– Вот видишь, что не делает Бог – все к лучшему. К лету подрастет, а там и свадьбу сыграем. Холостым надоело ходить. А и сейчас уж хороша, как думаешь?
– Хороша, – согласился Демьян.
Княжна опять повернулась, но увидев не одну, а две пары горящих глаз, испуганно спряталась за мать.
– Ну, совсем девку за смущали, – усмехнулся князь. – Спать давай, завтра вставать до рассвета.
Александр устало зевнул.
– Мы, что в Воронож едем? – спросил Демьян.
– Сам только узнал, братец со мной не больно-то советуется, – буркнул князь, закрывая глаза.
Александр был не просто князем Демьяна, они были лучшими друзьями. Оба в детстве скромные и тихие, они как-то быстро сошлись. Робша, как прозывали в дружине Демьяна, никогда сам первым в драку не лез, был терпелив. И только если шутки плохо знакомых с ним озорников переплескивались через край, начинал работать кулаками, да так бойко, что насмешники сразу разбегались, опасаясь за свои зубы и ребра. Это долготерпение и сила и привлекали юного князя.
Сам Александр, худощавый и гибкий, но с сильными мужскими руками, в отличие от старшего брата вспыльчивого и буйного, был добродушен и спокоен, редко повышал голос. Его утонченные черты лица выражали то детское простодушие, то юношеский задор, то лукавую хитрость зрелого мужа. Правда иногда, с сожалением для себя, Демьян замечал, что в этом скромном юноше где-то глубоко внутри сидит какой-то другой человек, незнакомый Олексичу. И этот – другой внезапно прорывался наружу, сквозь броню дружелюбия, и тогда на мир смотрело совсем другое лицо, чужое Демьяну, холодное и жесткое. В эти минуты Александр походил на Святослава, и становилось понятно, что кровь действительно не водица.
Демьян уже слышал правым ухом ровное дыхание князя, но к нему дрема упорно не хотела приходить. Он лег на спину, уставившись на крупные зимние звезды. Над станом установилась
