взяв его в зубы, тот прыгнул сначала на одно дерево, затем на другое, и так пока не забрался на вершину самого высокого дерева, в листве которого пряталось внушительное гнездо орла. Только теперь лиса заметила, что в прутики и веточки свитого птицей жилища вплетены знакомые золотые клочки шерсти Льва, именно поэтому тот казался лисе неряшливым и потрепанным. Белоснежные пух и перья Аиста, при каждом дуновении ветерка делали гнездо похожим на пуховую перинку, на которую ей довелось потчевать у старика на печке. Выходит Аист хоть и считался птицей, но летать не мог. И последнее, что успела рассмотреть лиса, перед тем как Лев положил ее Хвостик на перинку, огромный рог Оленя, удерживающий дом орла крепко на ветвях дерева.
«Чудно тут у вас все устроено», — подумала Лисичка, прежде чем к ней снова обратился Лев.
— Теперь ты одна из нас, и должна помочь с одним важным дельцем, — наконец-то заговорил Олень, кивая однорогой мордой, и приглашая к остальным животным, — лес, укрывающий нас и дающий пищу нам и нашим братьям оказался слишком мал для всех. Лягушкам не хватает влаги, аистам лягушек, оленям травы, а львам…, — тут голос Оленя немного стих, а большие темно серые почти черные глаза, похожие на морские камни, омытые тысячу раз волной, едва заметно покосились на хищника, важно стоящего рядом.
— За этим лесом раскинулись две Северные речушки, своим богатством, питающие и земли и животных, живущих на них, но те не желают делиться с Орландо ни чем что дорого для них, — продолжил за Оленя Аист, — а потому великий Орландо решил осушить две реки, и тогда звери сами придут к нему на поклон, в поисках добычи и воды.
— Но если осушить Северные реки, болота и озера нашего леса иссохнут вслед за ними, и тогда погибнут все животные и в лесу.
— Достаточно! — прогремело сверху, и шерстка лисы затрепетала под сильным потоком воздуха от крыльев орла, спустившегося со своего гнезда, — ты слишком глупа и не видишь того, что вижу я, — уже чуть спокойнее произнес Орландо.
Лисицу называли как угодно, и рыжей плутовкой, и хитрой бестией, подхалимкой, хитрюгой, но, там откуда она пришла все точно знали глупой Лисица никогда не была, и сейчас не собиралась.
— Верно говоришь, Орландушко, где мне глупенькой поперед тебя лезть, — и тут лиса попыталась подойти ближе к орлану, но лапы ее не слушали, а хвост не подхватил, и она упала прямо к огромным когтистым лапам злой птицы.
Все животные на полянке начали громко хихикать, а Лисичка подняла тоскливые глаза вверх, к гнезду, из которого торчал маленький кончик ее прелестного хвоста.
— Сегодня Олень, Лев и Аист обрушат скалы, меж которых бегут Северные реки, и некогда благодатные земли высохнут, а все кто не хотел делиться богатством, приползут к нам голодные и измученные жаждой, — последние слова орлан произнес, словно пробуя каждое на вкус, от чего его клюв расплывался в довольной улыбке.
Произнеся речь, злобная птица улетела, а вслед за ней ушли Лев, Олень и Аист. Лиса осталась наедине с Лягушкой, от которой до сих пор не услышала ни единого звука.
Обида с досадой крутились в рыжей хитрой голове, и оставаться в этом лесу желания не осталось, но и уйти без своего хвоста она не могла. Как и не могла забраться на дерево, чтобы выкрасть его. Однако обменять его на что то очень важное для Орландо она очень даже могла. И она даже знала, где находится это «что-то очень важное». Березовая роща на краю леса. Но если отправиться туда сейчас, Лягушка поднимет тревогу, и тогда лисе точно несдобровать. План в голове родился молниеносно. Вернее сказать все новое, хорошо, а быть может и не так хорошо, забытое старое.
— Напрасно, голубушка, звериный совет вам слово не дает, — медовым голоском начала лиса, — он должно быть прелестен, — воспоминания о вкусной поющей булочке, и о кусочке ароматного сыра одно за другим всплывали в ее голове.
На грубую, и ни чем не прикрытую ложь, Лягушка лишь квакнула и продолжила сидеть неподвижно, но пузырь на горле у пресноводной немного надулся, а это значило — лиса была на правильном пути.
— Там, откуда я родом с вашим голосочком можно добиться больших успехов в любом пруду, да что там пруду, в каждом лесу вас, голубушка, приглашали бы на приемы царские особы. — Лягушку в буквальном смысле распирало от лисьей лести. — Да, да и короли и королевы приходили бы заслушиваться вашими песнями, по правде сказать, милая Лягушка, и красота ваша мой взор услаждает. Ваши огромные глаза, наверное, мечтают рисовать все художники леса!
— Ква, ква, — повторяла Лягушка, раздуваясь, но лису уже было не остановить.
— Прелестница-Лягушка, должно быть вы вскружили голову всем вокруг, и сам Орландо смотрит на вас с нежностью и любовью, поверьте мне на слово, дорогая, уж я то знаю о чем говорю.
И тут не выдержав лести или напротив, поверив каждому слову Лисицы, Лягушка раздулась так, что стала напоминать огромный воздушный шар, но все знают, что если вовремя не остановиться, накачивая шарик, он лопнет, так и случилось с важной Лягушкой. Хлоп! И на том месте, где восседала жаба, не осталось ничего кроме кусочков лягушачьей кожи.
«Березовая роща, я бегу!» — подумала Лиса и ринулась к окраине леса. Но быстро бежать без хвоста совсем не получалось. Она то и дело заплеталась в собственных лапках, врезалась в деревья, кубарем катилась с пригорков, но даже это не останавливало ее, ведь на кону была судьба ее лучшего друга, и собственная жизнь. Вот так, лиса всегда его ругала и отчитывала, бранила и выговаривала, в довершение ко всему выменяла его на призрачное слово «дом», которое без хвоста уже не разливалось теплом по венам, не манило сладким дурманящим ароматом безопасности. Дом теперь, оказалось, был везде, где они были вместе.
К роще лиса добралась в новогоднем костюме осени, мелкие веточки и листики покрывали всю ее шерстку, а мордочку слой земли, отчего глаза блестели, словно две звездочки на ночном небосклоне. Этот грязный и лохматый зверек едва походил на Лису.
Березовая роща поражала своим величием, бесконечностью и безмолвием. Исполинские черно-белые деревья причудливых форм встречали лису и провожали вглубь чащи. Так
