испытывай ни к одному мужчине в своей жизни. Но по приезду ее ждало разочарование. Жюль ее не встретил. Она подумала, что он не мог ее предупредить и он ее не встретил, потому что у него возникли важные дела. Она взяла такси и назвала адрес на который писала ему. Приехав, она зашла в парадную, поднялась на третий этаж и позвонила в дверной звонок, а дверь ей открыла женщина с грудным ребенком на руках.
– Добрый день. Что вам нужно? – спросила она на французском с акцентом. У нее был очень уставший вид, а халат не до конца заправлен на груди.
«Видимо, кормила ребенка только что, когда я позвонила».
– Здравствуйте. Извините, что вас отвлекаю. А Жюль дома, – Екатерина подумала, что это его сестра.
– А зачем он вам? – с подозрением спросила хозяйка квартиры, видя перед собой обаятельную женщину, которой мужчина отдал бы предпочтение в сравнении с ней самой.
В этот момент по лестнице в парадной застучали каблуки мужских туфель. И когда было уже видно кто идет, то Екатерина поняла, что это Жюль. Она побежала к нему, обняла его и поцеловала. На глазах у него было удивление, а когда он через ее плечо посмотрел на женщину в дверях квартиры – ужас. Он спросил:
– Кто вы?
– Жюль, это я, Катрин, – она улыбалась.
– Какая Катрин? Я вас не знаю. Дайте мне пройти, – он отпихнул ее в сторону излишне грубо.
– Жюль! Жюль! – она стала подниматься за ним.
– Привет, дорогая, – обратился он к женщине и поцеловал ее, – кто эта, сумасшедшая? – он указал через плечо большим пальцем назад.
– Не знаю. Только что пришла. Ты ее не знаешь?
– Нет. Но вот она почему—то знает моё имя, – задумчиво сказал Жюль, – ладно пойдем домой, – он подождал пока зайдет она и стал заходить сам.
– Жюль? – умоляюще спросила она.
– Девушка, вы ошиблись. У меня жена и маленький ребенок. Уходите. И не приходите сюда, – он зашел и закрыл дверь перед ее лицом.
Екатерина чувствовала себя униженной, оскорбленной и обманутой. Все ее ожидания, планы рухнули и были растоптаны мужскими ботинками (у нее в ушах отдавался стук каблуков, когда Жюль поднимался по лестнице). На эту поездку она потратила большенство своих сбережений. Она не стал ждать пока пройдет неделя, а сдала билет, купила другой, на ближнюю дату, заплатила за двое суток в гостинице и уехала обратно в Москву.
Позже, из писем Жюля, которые она долго не хотела вскрывать, она узнала, что это действительно его жена и ребенок, а с ней он был, когда жена лежала в больнице на сохранении, а потом у нее проходили тяжелые роды. Он хотел развлечься, снять напряжение и не воспринимал «Катрин» всерьез. Для него она была просто девушка, которую он «снял». Она читала его письма и плакала, рвала их, сжигала, но потом жалела. Чтобы забыть Жюля ей понадобилось больше трех месяцев и смерть близкой подруги от тяжелой болезни. Все эти три месяца она не встречалась с мужчинами, соответсвенно не была ни с кем близка по ночам. На последние его письмо она ответила такими словами, которые понял бы только русский человек и которые бы его очень сильно оскорбили. Самое мягкое из слов было «козел». После этого, об этом «бельгийском уроде», как она его называла, она больше не вспоминала.
Она даже не заметила как доела завтрак. Выпив уже остывший, теплый чай, Екатерина пошла обратно к себе в купе.
Живот у нее побаливал из—за ежемесячных физиологических проблем. Она стала укладывать уже ненужные ей в поезде вещи и принадлежности в чемодан. По приезду ей надо заселиться в гостиницу, а уже на следующий день начать переговоры и решать задачи. Всего в Париже она пробудет три дня без дня приезда. Уезжает она вечером третьего дня.
Поезд все также мчался вперед, а погода за окном менялась в худшую, по мнению многих, сторону. На стеклах уже появлялись капли, а голубого неба из—за облаков было уже не видно. Плюс к этому, на севере были видны темно—синие облака и частые молнии пронзающие синеву.
Екатерина сидела в своем купе до обеда, выходя только по надобности в туалет. На остановках она не выходила из поезда, а продолжала лежать и читать книгу, на соседнем месте она разложила свои вещи и положила туда чемодан. Она закрылась в купе и поэтому, не боясь что кто—то может к ней зайти, лежала лишь в нижнем белье черного цвета и голубых шортах. Ее все терзали мысли, что на все время ее прибывания в столице Франции у нее будут проблемы, связанные с физиологией организма, которые будут доставлять ей неудобства.
«Ну хоть, по—идеи, они должны закончиться или практически закончиться когда я сяду на обратный поезд до Москвы. Но все равно, в Париже они будут в самом разгаре».
Однако, в сравнении с некоторыми ее подругами, менструация проходила для нее еще не так болезненно. Некоторые даже встать с кровати порой не могут.
Она посмотрела на часы, увидела время и стала переодеваться и собираться на обед.
В проходах было уже больше людей, чем утром. Многие стояли и курили, общаясь между собой. Пока Екатерина шла она услышала множество диалогов, которые для нее переходил один в другой. От политической ситуации в мире к спорту, от спорта к женщинам, а от них к часам, тростям, костюмам и прочему.
Вагон—ресторан также был заполнен больше чем утром и она не могла уже сесть за свободный столик. Она окинула взглядом занятые места и решила присесть к девушке с мальчиком, лет семи—восьми.
– Добрый день. Вы не будете против, если я присяду? – спросила Екатерина на французском языке.
– Нет. Пожалуйста, – девушка с улыбкой указала на стул перед собой.
– Спасибо.
Екатерина сделала заказ и стала смотреть в окно, ожидая готовности. Через несколько минут ей принесли салат, а девушка с ребенком закончили прием пищи и собирались уходить.
– Приятного аппетита, – сказала она, вставая из—за стола.
– Спасибо, – ответила Екатерина.
На какое—то время она осталась одна за столом, но это было недолго.
«Сейчас же сядет ко мне и будет клеиться».
Подумала она, когда в вагон зашел мужчина лет тридцати, по виду его она сразу поняла, что сейчас он предложит ей познакомиться, чтобы потом провести время вместе, а не скучать по одиночке. И в это времяпрепровождение входит не только милое общение.
– Здравствуй, – начал он, подойдя к ее столу, – Не занято?
Она вытерла губы салфеткой после супа, отставила тарелку и ответила:
– Раз я здесь сижу,
