что случилось у них с Робертом, изображали сочувствие, но на самом деле получали удовольствие от драматичности ситуации и сплетен. Кроме того, постоянно существовала опасность случайно наткнуться на бывшего возлюбленного в медцентре или неподалеку от него.
Вдобавок ко всему, Кера всегда питала слабость к Нью-Йорку, устала от однообразия погоды в Лос-Анджелесе, ежегодных лесных пожаров и вечной угрозы землетрясений, исходящей от разлома Сан-Андреас. Через несколько недель после шокирующей новости, которую сообщил Роберт, она решила обернуть эмоциональную встряску себе на пользу и переехала на другой конец страны.
Смыв гель, она выдавила на ладонь шампунь и стала мыть голову. Это была ее любимая часть водных процедур; Кера всегда сильно взбивала пену и массировала кожу, стараясь выгнать из головы все лишнее.
Вначале переезд в Нью-Йорк состоял из сплошных плюсов, не считая разве что недовольства сестры и матери, которые ужасно по ней скучали. Еще до отъезда из Лос-Анджелеса Кере удалось устроиться в медицинский центр Лангоуна, точнее, в детскую больницу Хассенфельд, так что проблем с работой не ожидалось. С жильем тоже повезло: на доске объявлений сайта Лангоуна она нашла сообщение медсестры, которая решила вступить в Корпус мира и сдавала в субаренду квартиру с мебелью почти на углу 23-й улицы и Второй авеню. Но еще более важным с точки зрения самооценки стал головокружительный роман с привлекательным, образованным и куда более зрелым, чем Роберт, мужчиной, с которым Кера познакомилась во время декабрьских праздников.
К несчастью, жизнь сделала еще один неожиданный и неприятный поворот, и Кера снова начала сомневаться в своих суждениях, упрекая себя в излишней доверчивости. Ей пришлось опять столкнуться с разочарованием и пошатнувшейся самооценкой — возможно, она и не была полностью выбита из седла, как после истории с Робертом, но все же лишилась душевного равновесия настолько, чтобы всерьез подумывать о переезде обратно в Калифорнию. Как и ожидала Кера, мама с сестрой пришли в восторг, когда она позвонила им, чтобы обсудить свое возможное возвращение, хотя родичей и озадачила такая внезапная перемена планов: всего месяц назад в таком же телефонном разговоре Кера хвасталась, до чего счастливо живет в Большом Яблоке. Не желая посвящать родных в подробности, она просто продолжала твердить, что наконец осознала, как важны для нее семейные связи. От собственной неискренности внутри поднялась волна стыда, но истина заключалась с том, что Кера пока не приняла окончательного решения. У нее до сих пор оставалась некоторая надежда, что все может наладиться, хотя шансы и были невелики.
Убедившись, что и мыло, и шампунь смыты, Кера выключила душ и с банным полотенцем в руках вылезла из ванны. Потом нагнулась и быстро вытерла полотенцем свои густые волосы, длинные, но не чрезмерно, — она считала их единственным вкладом, который сделал в ее жизнь равнодушный отец. Выпрямившись, Кера безотчетно кинула взгляд в большое зеркало, которое висело на двери ванной, но сразу осознала, что делает, и засмеялась над собой. Срок был еще слишком маленьким, чтобы фигура как-то изменилась.
Она вытерлась и собралась уже повесить полотенце, когда зазвонил домофон, извещая, что кто-то стоит внизу, в фойе. Неожиданный резкий звук разрезал тишину квартиры, как режет масло горячий нож, разрушив умиротворенность хозяйки. Швырнув полотенце на край ванны и схватив с крючка для одежды банный халат, она поспешила в крохотную кухоньку, где на стене висел древний домофон. Прежде чем нажать кнопку и спросить, кто там, Кера заметила время на часах микроволновки: было двадцать три минуты одиннадцатого. Она не заказывала никакой еды, и в ее жизни был лишь один человек, который мог прийти в такой час (хотя раньше он всегда предварительно писал ей или звонил и почти никогда не появлялся в выходные), так что сомнений насчет личности позднего гостя у нее практически не было. Впрочем, визит не взволновал ее: перед тем как отправиться в постель, она постаралась настроиться на спокойствие.
— Это я, — сказал тот самый мужской голос, который ожидала услышать Кера.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, наклонившись к домофону. Переговорную кнопку устаревшего устройства приходилось нажимать каждый раз, когда она говорила, и отпускать, чтобы выслушать ответ.
— Прости, что так поздно, но мне нужно с тобой поговорить.
— Я только что из душа вылезла. Давай завтра, примерно в обед?
— Мне нужно поговорить с тобой сейчас. Я передумал и хочу все тебе рассказать. Мне просто необходимо поделиться с тобой.
Кера помолчала, хоть у нее и зачастил пульс. После всего, что было сделано и сказано за последний месяц, она понятия не имела о том, что он подразумевает, говоря, что передумал. Догадки у нее были, но не выдает ли она желаемое за действительное?
В конце концов, вот уже несколько недель ом высказывался с причиняющей боль ясностью и весьма последовательно. С другой стороны, если он хочет сказать именно то, на что она надеется, это меняет все.
— Что значит «передумал»? — наконец спросила она, решив уточнить: не хотелось давать волю надеждам, которые опять разобьются о пресловутые скалы.
— Я понял, что ты все время была права, а я ошибался. Просто мне потребовалось время, чтобы разобраться. А теперь нужно отпраздновать!
— Отпраздновать? — переспросила Кера, чтобы убедиться, правильно ли расслышала последнее слово.
— Да, отпраздновать. У меня всё с собой.
Стараясь сдержать восторг, она нажала на открывающую дверь кнопку и бросилась обратно в ванную, на ходу натягивая халат: разговаривая по домофону, она стояла голая и прижимала халат к груди. В ванной Кера схватила расческу и попыталась привести в порядок мокрую копну волос. Из этого ничего не вышло. Она понимала, что выглядит ужасно, но времени исправить положение не было. Затянув пояс халата и совершив еще одну безуспешную попытку сладить с волосами, Кера направилась к входной двери и стала возиться с многочисленными замками и цепочками, которые поставила хозяйка квартиры. Едва она покончила с этим, как в дверь постучали условным стуком.
Глянув на всякий случай в глазок, Кера открыла дверь. На госте были темная фетровая шляпа и темное пальто, которых она никогда раньше не видела. Прежде чем ей удалось поприветствовать мужчину, тот влетел в квартиру, закрыл за собой дверь и заключил Керу в объятия, от которых захватило дух. Лишь после этого он поставил принесенный пакет с покупками на стол, снял шляпу и пальто и швырнул их на диван.
— Я уже сказал, нужно праздновать! — торжественно объявил он, после чего извлек из пакета пару роскошных хрустальных бокалов для шампанского, охлажденную бутылку розового Просекко в термоупаковке и, наконец, небольшую пачку коктейльных салфеток. —
