в это просто не верю, — сказал Выдрин.
Никто не ответил. Вернулся понятой с сумкой-переноской. Шмурнов протянул к Диего руки.
— Стойте, пожалуйста! — закричал Выдрин. — Ну пожалуйста! Ну послушайте же… Это же что-то… Да это же… Да такого не может быть же…
— Же-же-же, блядь, — процедил Черненко. — Вы филолог, что ли? Лингвист?
— Нет. Все. Я не дам вам…
— Игорь!
Синявский подскочил, неловко, но болезненно выкрутил руку и прижал Выдрина головой к полу. Дышать стало тяжело. Налитыми кровью глазами Выдрин смотрел снизу, как Шмурнов схватил Диего за шкирку и засунул в сумку-переноску. Кот заорал и оскалил клыки.
— Перестаньте, — простонал Выдрин. — Он же боится…
— Это хорошо, — ответил откуда-то сбоку Черненко. — Но неправильно. Закон надо уважать, а не бояться.
Выдрин в последний момент сдержался и не назвал их козлами. Синявский отпустил руку. Она, потеряв чувствительность, болталась как плеть.
— Будем считать, что это недоразумение, — сказал Черненко. — Мы ведь тоже умеем быть гуманистами, Александр Иванович.
Потом они ушли.
Выдрин сидел на полу, баюкая руку и глядя в угол комнаты. Там стоял пустой кошачий лоток.
«А нагадил под кровать, подлец», — промелькнула мысль.
От этой мысли стало больно. Будто проглотил кусок стекла и тот медленно опустился в желудок, обдирая горло и пищевод. Выдрин перевел взгляд на окно. Подоконник был пуст. Диего любил сидеть там вечерами, когда солнце шло к закату и освещало комнату. Грелся. А еще на этом подоконнике Выдрин как-то раз занимался сексом с женой. И она чуть не выдавила спиной стекло. Оно треснуло. Пришлось вставлять новое. Это делал пожилой тощий дядька, от которого воняло уксусом. Или кошачьей мочой.
Из прострации Выдрина вывел звонок смартфона.
— Александр Иванович! Климов повесился! — раздался юношеский голос.
— Какой Климов? Кто это говорит?
— Миша Капустин, ваш ученик. Вы что, не узнали?
— А Климов — кто?
— Так это же тоже ваш ученик! Юра Климов! Мы вместе учимся у вас! Вы забыли?
Выдрин вспомнил. Действительно, оба — его ученики. И что делать?
— Так, — сказал он. — И что делать?
— Кому? — спросил Миша Капустин.
— Мне.
— Не знаю. Я просто позвонил сообщить…
— Спасибо, — сказал Выдрин.
— Пожалуйста.
Некоторое время они молчали.
— До свидания, — произнес наконец Миша. — До понедельника.
— До свидания, — ответил Выдрин. — До понедельника.
Когда боль в руке утихла, он встал и вышел на кухню. Лапша распухла, размякла и выглядела так, будто ее уже переварили. Из колонки пел Дэвид Боуи. Выдрин вывалил лапшу в унитаз, а контейнер выбросил в мусорное ведро. Потом достал смартфон и позвонил Лене, своей любовнице.
— Саша, — сказала она. — Что-то случилось? Мы же завтра встречаемся.
— А сегодня можем? — спросил Выдрин.
— Нет, сегодня я с детьми. А завтра их муж заберет на три дня. И я буду свободна. Ты забыл?
Выдрина всегда раздражало, что она называет бывшего мужа просто «муж», не добавляя «бывший». Он постоянно делал замечания. Но сейчас не придал этому значения.
— Я помню, — сказал Выдрин. — Просто подумал… Кое-что случилось.
— Серьезное?
— Странное. Я не знаю, что делать.
— Не трогай! — сказала Лена. — Извини, я не тебе. Глеб мою косметичку утащить хочет. Так что ты говорил?
— Ты можешь приехать? — спросил Выдрин.
— Саш, говорю же, я с детьми.
— А можно я приеду?
— Ну Сашенька, мама вот-вот придет. Не надо, чтобы она тебя видела. Ты же знаешь.
— А она может с детьми остаться?
— Нет. То есть может. Но она спросит, куда я поехала на ночь глядя. Саш, ты чего? Все забыл?
— Помню. Ладно.
— Скажи, что случилось?
— Не знаю, как сказать. В общем, тут сейчас пришли люди из полиции и арестовали Диего, моего кота. Ты его знаешь.
Лена молчала. На заднем плане слышался детский смех. И Выдрин, как всегда, чуть-чуть заревновал.
— Вот, — вздохнул он. — Такие дела. Сунули его в переноску и унесли. И я не знаю, что теперь делать.
Лена продолжала молчать.
— Я растерялся, честно говоря. Они ворвались. Я думал, за мной. Хотя я-то ни в чем не виноват. Но мало ли. А забрали кота. Мне чуть руку не сломали. Может, адвокату позвонить? У тебя есть знакомый адвокат?
— Саш, — сказала Лена. — Ты покурил что-то? Или понюхал?
— Ну приехали! Лен, ты что! Когда я… Ты хоть раз видела?
— Тебе Дима что-то дал?
— При чем тут Дима? Кота забрали! Сунули в сумку и унесли. Какое-то управление «Ч». Я ни разу не слышал о таком.
Выдрин смутился и замолчал.
— Сашенька, ты можешь вызвать кого-нибудь? Врача? Или твоей маме позвонить? Я бы приехала, правда. Но не могу детей оставить. Завтра обязательно приеду. Сейчас тебе нельзя быть одному.
— Да господи ты боже мой! — закричал Выдрин. — Да что же это такое! Почему ты меня не слушаешь? Почему ты мне не веришь?
— Сашенька, успокойся! Я слушаю! И верю!
— Ага, конечно! Я заметил!
Они замолчали. И только дышали друга на друга в телефоны. Он враждебно и обиженно. Она испуганно.
— Ладно, — сказал Выдрин. — Завтра приедешь, сама увидишь. Если приедешь, конечно.
И отключился, не дав ей ответить. Немного подождал. Из колонки пел Моррисси. А Лена не перезвонила.
Выдрину слегка поплохело. Он чуть сам не перезвонил ей. Даже собрался первым делом соврать, что случайно нажал ухом отбой. Но сдержался. Позвонить маме? Он позвонил маме.
— Мама, — сказал Выдрин. — Это я.
— Шурочка, как ты вовремя. В начале ноября мы с Владимиром Романовичем летим на две недели в Грецию. Ты сможешь приходить к нам и поливать его диффенбахию?
— Но это же еще не скоро, — сказал Выдрин.
— Хотелось бы знать заранее.
— Да, смогу.
— Спасибо, мой хороший! Владимир Романович шлет тебе привет.
— Молча?
— Что — молча?
— Я не слышал сейчас, чтобы он мне привет передавал.
— Ах ты такой шутник!
— Да, я такой. И у меня кота арестовали.
— О-хо-хо! А-ха-ха-ха! У-у-ху-ху-ху! Хе-хе-хе! Хихи! Санечка, приходи на той неделе ужинать к нам. Владимир Романович приготовит голубцы в конвертиках.
— Не знаю, смогу ли. Много работы. Надо готовиться к районной выставке. Да, а еще мой ученик повесился. В общем, забот хватит.
— Береги себя, Санечка. Созвонимся.
— Да, мама. Целую тебя.
До того как отключиться, он успел услышать:
— Вовик, тебе от Санечки привет.
— Какое счастье, — ответил Вовик.
Из колонки запела Лана Дель Рей.
— Ланочка, — пробормотал Выдрин и улыбнулся.
Он сходил в «Магнит», купил бутылку «Талки» и быстро напился. Стал бродить по квартире, задевая стены и бормоча ругательства. Потом немного поплакал. Но слез почему-то не было. Лишь глаза слегка зачесались. Умыв лицо, Выдрин лег на кровать, поставил рядом ноутбук и включил концерт The Cure. Музыка не
