решил проблему так. В первом же своем премьерском заявлении он, как мы помним, сказал: «Величие России должно строиться не на силе, не на пушках, а на культуре, на интеллекте». И это был не просто политический, это был, если хотите, философско-исторический манифест.
Степашин предложил обратиться к традиции России. Нет, не к той, о которой денно и нощно голосят на всех углах реваншисты, не к «гром победы раздавайся!», а к той, что действительно составляет славу России в мире. Нужно ли доказывать, что страна, давшая миру Толстого, Достоевского, Чехова, Мусоргского, Чайковского и Шагала (называю лишь имена, что по сей день гремят в сегодняшнем мире), была, и не так уж давно, культурной сверхдержавой? А если вспомнить Чаадаева, Соловьева, Менделеева, Сеченова, Мечникова, Софью Ковалевскую, то и интеллектуальной? Разве это не традиция? Что ж удивляться, если предложение Степашина совпало с одним из основных выводов Тренина: «Величие России должно опираться на культуру, на образование, на науку»? Вот вам, казалось бы, и новая идентичность.
Так, во всяком случае, выглядел европейский выбор постъевразийской идентичности России. Вполне традиционный, согласитесь, выбор и главное, отвечающий ментальному запросу ее населения на величие страны. Культура против географии. Проблема здесь была лишь в том, что для осуществления этого выбора требовались два непременных условия.
Первое, как мы уже знаем, сформулировали философы. «Совершить нечто великое (реформы Петра Великого, поэзия Пушкина) или даже просто значительное Россия могла только при теснейшем взаимодействии с Европой» (В. С. Соловьев). «В том-то и дело, что Мусоргский или Достоевский, Толстой или Соловьев — глубоко русские люди, но в такой же мере они люди Европы. Без Европы их не было бы» (Владимир Вейдле). Второе условие культурного цветения России сформулировал Пушкин. Требовалось для этого, чтобы «правительство шло впереди на поприще образованности и просвещения». Другими словами, освободило природную одаренность народа от оков цензуры и церковного средневековья. А еще лучше — помогало.
Что говорить, бывали в России и такие баснословные времена. Разве «дней Александровых прекрасное начало» не подарило ей золотой век литературы? Какое то было время! Академик Александр Евгеньевич Пресняков захлебывался, рассказывая о нем в поучение своему правительству (в эпоху НЭПа, когда все еще чудилось возможным): «Могло казаться, что процесс европеизации России доходит до крайних своих пределов. Разработка проектов политического преобразования подготовляла переход русского государственного строя к европейским формам государственности; эпоха конгрессов вводила Россию органической частью в “европейский концерт” международных связей, а ее внешнюю политику-в рамки общеевропейской политической системы; конституционное Царство Польское становилось образцом общего переустройства страны».
А.В.Пресняков
Ничего удивительного, что в такое время издавалась в Петербурге — по инициативе правительства! — вполне крамольная, с точки зрения православной иерархии, «Библиотека общественного деятеля» (de l’homme publique) Кондорсе. Я не говорю уже об издании классика английского либерализма Иеремии Бентама. Кто не помнит, что пушкинский Онегин «читал Адама Смита» и что, более того, «иная дама читает Смита и Бентама»? Менее известно, что перевод этих книг субсидировался правительством!
Та же история повторилась и во второй половине века после Великой реформы Александра II, в особенности в бытность А. В. Головнина министром народного просвещения в правительстве «молодых реформаторов». И снова удивила мир благодарная русская интеллигенция: ответила на всплеск свободы невиданным расцветом литературы, музыки, живописи.
Иеремия Бентам Адам Смит
Я понимаю, как трудно сегодня представить, что чудо, совершившееся в России дважды при самодержавии(!), заметьте, может повториться и в третий раз, тем более в свободной, наконец, стране. И что не просто влюбленная девчонка, а такие умудренные в политике мужи, как Степашин или Тренин, смогут поверить, что было это повторение так возможно, так близко. Но вот поверили же.
«Несогласные»
Далеко не все, однако, в постсоветской элите согласились с выбором Степашина. Многим расставание, говоря словами Тренина, «с традиционной имперской ролью России в Евразии» казалось концом света. В первую очередь, конечно, казалось оно концом света героям этой книги, знаменосцам Русской идеи. Не зря же фигурируют они здесь как реваншисты. Совсем иначе представляли они себе величие России. И вдохновляло их вовсе не то, что удивило мир, не музыка Чайковского (тем более что с их точки зрения он был презренный «пидарас») и не живопись местечкового еврея Шагала, а нечто куда более, по их мнению, судьбоносное: «всемирная миссия России», оказавшаяся под угрозой.
Правда, спроси их, что это за «миссия» такая, ничего кроме как о все той же Евразии не услышишь. Но как бы то ни было, отказались они признать приговор истории, «конец Евразии» представлялся им лишь временной аберрацией, происками мировой закулисы. Пусть англичане-простофили поверили, что отвалилась их необъятная империя сама по себе, не из-за этой самой закулисы. Но «Россия-не Англия», как говаривал Карамзин. Нас на кривой козе не объедешь. Наше географическое величие по-прежнему с нами, а география — это судьба, как учит Дугин.
А что история? Ее можно и по обочине обойти, «ассиметрично»-их любимое выражение. Не счесть ведь российских натуральных богатств: нефти, газа, алмазов да любого сырья. И цены на него высоко стоят на мировом рынке. Оно всегда в дефиците. Если им с умом торговать, то и население подкормить можно, и свой вес в мировой экономике поднять. Другое дело, что идентичность сырьевого придатка развитых стран, в отличие от культурной, плохо вяжется с величием. И такое величие так сказать, удовлетворило бы лишь самых неприхотливых.
Тем более что обогнать отсталую Португалию по ВВП на душу населения, как было обещано, — не велика честь. Но ведь это только начало. Вот подскочат цены на нефть, тогда и поговорим о настоящем величии (впрочем, и в 2012 году, когда цены на нефть зашкалили за 100 долларов за баррель, Португалию все равно не догнали, даже близко не подошли: 18,930 долларов на душу — Россия, 24, 920 — Португалия. Но это так, реплика в сторону). Так или иначе, «всемирная миссия» оставалась под угрозой. И пусть прихотливые со своей культурой всегда в меньшинстве, на одной сырьевой идентичности далеко не уедешь. Даже с неприхотливым большинством.
Однако на помощь, как ни странно это звучит для национал-патриотического уха, пришел Запад. Он не пожалел усилий, чтобы сделать Россию ядерной сверхдержавой. «Экономический карлик стал ядерным гигантом», — пишет Тренин. Предупреждал, правда, Генри Киссинджер в своей «Дипломатии», что это опасно, писал о возможной «реимперизации России». Но кто его слушал, академика? Реваншизм обычное дело, возражал ему в уничтожающей статье
