изнеможении от блаженного экстаза. «А что делать? — снисходительно рассуждал он, ведь человек подвержен чувству, которое называется «любовью», а она непредсказуема относительно выбора возлюбленных…»
В свою очередь, и Анатолий — этот крепкий поджарый мужик с чёрной бородой, стоящий сейчас на обрыве, в штурмовке с капюшоном, в грубых брюках и тяжёлых на ребристой подошве ботинках, тоже произвёл на Анну приятное впечатление.
— Здравствуйте, соседка Анна, — сказал Анатолий, как только она приблизилась к речке. — Извините за любопытство, а чем вы там у себя в лагере занимаетесь по вечерам: наверное, сидите у костра и поёте под гитару бардовские песни?
— Нет, Анатолий, таких мероприятий в нашем лагере не происходит. У нас работают люди степенные, большинство из них городские и семейные, уезжают на ночь домой. А я просто ложусь спать, тем более что приходится рано вставать и готовить завтраки.
— Тогда вечерком приходите ко мне, посидим у костра, попьём чайку и попоём лирические песни — в конце концов, поближе познакомимся. Сегодня, например, можете?
— Сегодня, пожалуй, смогу, тем более что завтра у нас нерабочий день.
— Вот и хорошо, дело в том, что я остаюсь один, вернее, меня оставляют в лагере по необходимости — нужно срочно подготовить шлиховые пробы образцов породы для сдачи в лабораторию. Мои коллеги уезжают в трехдневный маршрут. И через час я буду почти один. Я говорю «почти», так как уже вечером на закате, надеюсь, что увижусь с вами непременно, и искренне этому рад.
…Ожидая гостью, он решил отложить свою работу на завтра, и попутно с отъезжающими, спустился в магазинчик, который стоял у выхода из ущелья, и закупил кое-какую провизию: хлеб, шоколад, шпикачки и сухое болгарское вино «Каберне».
Вечером с наступлением сумерек Анна пришла в лагерь к Анатолию.
На возвышенной поляне, были раскинуты палатки лагеря, а на краю опушки сооружён из аккуратно подобранных камней — мангал, в котором уже разгорались сухие ветки. В сторонке находилась небольшая поленница дров. На походном столике стояли на подставках чайник и блюдо, с веером шпикачек на шампурах, готовых к поджарке на костре.
Анатолий взял за руку Анну и, помогая перейти по деревянной кладке через ручей и подняться по тропинке на террасу, любезно говорил: — Милая Аннушка, извините, что я так стремительно перешёл на ласкательную форму общения, приглашаю вас к костру, а говорю так изысканно, потому что вы мне сразу приглянулись, как только я узрел вас на расстоянии, когда мы ещё совсем не общались. Теперь вы рядом, может, перейдём на «ты»? Как-то неловко в такой доверительно — полевой обстановке «выкать», будто мы не у костра, а в конторе.
— Согласна с вами, Анатолий, давайте перейдём на «ты». — Вот и хорошо. Брудершафт обещаю чуть позже, — пошутил Анатолий, — и только с твоего позволения.
Когда поднялись на поляну, Анатолий вынес из палатки два раскладных стульчика и гитару. Усадив Анну на стульчик и подкинув из поленницы на тлеющие ветки дрова, любезный хозяин пафосно произнёс: — А теперь, милая дама, позволь мне в твою честь, пока разгорается очаг, исполнить в горах у костра ночную серенаду. И, перебирая струны, запел:
Ночь так ясна, светит луна,
в небе мерцают
безмолвные звёзды,
но на глазах у меня пелена:
лишь о тебе мои грёзы.
Припев:
«Да» или «нет» -
Дай мне ответ:
Быть или не быть мне с тобою.
Буду, как вечным огнём, я согрет
Только твоею любовью.
В милых глазах блики костра,
Сердце ж моё обливается кровью -
В сердце кипит неуёмная страсть
Та, что зовётся любовью.
Припев:
«Да» или «нет» -
Дай мне ответ:
Быть иль не быть мне с тобою.
Буду, как вечным огнём, я согрет
Только твоею любовью.
— Пора отложить гитару, — сказал исполнитель серенады, — и приступить к трапезе, только сначала надо довести всё до кондиции, то есть поджарить шпикачки, подогреть чайник, выставить фрукты и разлить вино. Чай будет заварен душицей, яблоки и душица местные — со склонов этих гор, а болгарское вино и шоколад тоже из местного магазина.
Пламя костерка играло, навевая на раздумья и умиротворение. Приятно было смотреть на огонь и ощущать, как темнота прячет силуэты окружения.
Вино в полевых условиях наливалось в эмалированные кружки: рюмок, бокалов и стаканов здесь не водилось. — А теперь выпьем за встречу и любовь — заговорил Анатолий, — «за встречу» — это понятно, а «за любовь», извини, что навязываю программу, потому что я хочу сегодня устроить для тебя «Вечер любви из стихов и песен». Это будет лучшее знакомство, не правда ли, Аннушка? — Не знаю, Анатолий, я — вся внимание, всё зависит от инициатора вечера. Судя по началу, серенада была точно «о любви».
— А теперь, Анюта, я, по программе, должен тебя соблазнять. Поясняю: мы ведь перешли с тобой на «ты», а где «брудершафт»? Без поцелуя мы так и останемся на «вы»? — Что делать, — ответила Анна, — ведь я дала согласие.
Анатолий налил в кружки вино, они совершили обряд брудершафта и, закусывая, продолжили «вечер любви».
— Анюта, я в душе романтик и поэт, — заговорил Анатолий, — и озарение помогло мне понять то, что Любовь — это загадка божественного явления. Я имею в виду отношения между мужчиной и женщиной. Она всеобъемлюща и неизбежна. Каждый человек по-своему воспринимает и порой даже не осознаёт то, что с ним происходит, когда он влюблён. И это чудо многолико. Оно может развеяться и вновь появиться. Влюблённый человек будет ликовать или страдать, возвышаться духовно или падать чрезмерно низко. Он может быть блаженным или коварным, возвышенно чистым или низменно мерзким, при этом сознание его находиться, словно в тумане. В общем, согласись, Л ю б о в ь — явление необъятное и загадочное, любить — это значит, любоваться и раскрывать таинства того, кто привлёк твоё внимание.
Неведомое кроткое создание,
Загадка моего воображения:
И радость ты, и нежность, и страдание –
Беда моя, тоска и упоение.
Мечта моя земная и желанная,
Томление моё неодолимое.
Нежданная, негаданная, странная –
И беспредельно мною ты
Любимая…
— Необычное объяснение в любви, — призналась Анна, и спросила: — Анатолий, это стихи твои? — Анатолий кивнул утвердительно. — И серенада твоя? — Да, моя. — Так ты что, поэт? — Анюта, я в душе романтик и поэт, я же сказал об этом. — В душе-то, может, и я романтик и поэт, но стихов-то не пишу, — ответила Анна. — Стихи, Анюта, я сочинять начал ещё с пятого класса, и тогда сказал себе: «Свою я не забуду Музу, всегда стихи буду слагать», с тех пор они и сопровождают
