многих ничем не примечательных семей. Родители мало уделяли мне внимания, меня воспитывали старшие друзья. От них я научился ругаться матом, с ними попробовал курить и пить алкоголь. Они были моими наставниками и авторитетами, я бездумно перенимал их мысли и стремления. Родители были заняты работой. Я сейчас удивляюсь, зачем было вообще рожать ребенка, если времени на воспитание совсем нет. Денег в семье постоянно не хватало, покупали только все первой необходимости. Одежду мне брали всегда на вырост, учебники и тетради доставались от сестры. Но я никогда не чувствовал нужды, планка потребностей была установлена так низко, что мне достаточно было самого необходимого.
Отдельных воспоминаний о детстве у меня практически нет. Детство для меня слито в одну картину, в которой сложно что-то разобрать. Самое раннее, что я помню это похороны моей прабабушки. Я не знаю, почему мое первое детское воспоминание связано со смертью (судьба?).
Прабабушка жила в нашем городе, однако хоронили ее в деревне, в которой прошла ее молодость. Ее привезли на автобусе в деревню и выставили гроб на улицу, где собралось много народу. Одна старушка (видимо ее знакомая) подошла к гробу, склонила голову и в голос причитала: «Нюрка ты на кого нас покинула?». Она как бы винила прабабушку за смерть, как будто та могла и не умереть, если бы захотела.
В ночь перед выносом бабушку отпевали. Мы пригласили каких-то старух, которые всю ночь пели у гроба. Этот ритуал вселил ужас в меня. Певчие старухи выражали собой смерть, их монотонные, ржавые голоса скребли мою детскую душу. В их голосах для меня звучала горькая насмешка не только над жизнью прабабушки, но и над нами еще живыми. Весь процесс похорон также меня поразил. Мне казалось, тело нужно было скорее хоронить, а не возиться с ним попусту, как того требовали традиции. Я считал, что все проходило под знаком излишней церемонности, как будто за церемонностью хотели скрыть жуть происходящего. Ни одна эмоция, помимо ужаса меня тогда не посетила.
Так я впервые встретился со смертью. Я тогда не знал, какую роль ей предстоит сыграть в моей жизни. Я не представлял, как реагировать на смерть. Она появилась из ниоткуда. Я воспринял ее, как новое время года или невиданное доселе явление природы. Смерть – противоположность жизни, она ураганом ворвалась в мой мир, появилась как из преисподней и внесла в него хаос и ужас. Невозможно было объяснить, почему в природе все живое должно умереть. Я поразился факту, что есть человек и в следующее мгновение, как по щелчку пальцев, его уже нет. Неужели и я умру? Я задавал вопросы взрослым: маме и бабушке, но они меня упокоили и сказали, что я не умру, а если и умру, то не скоро (ирония судьбы). Они мне дали крестик и уверили меня, что есть рай, что после смерти люди попадают туда, для этого нужно только правильно жить. Я не задавил тогда вопросов, что значит правильно жить, маленькому мне было очевидно, что правильно это как все.
В тот же год, в сентябре меня отвели в школу. «Правильно жить» – школа должна была научить меня как. Я воспринимал школу, как подготовку к раю. Бог хочет, чтобы я жил правильно, тогда я попаду рай, закончиться тревоги и не будет смерти. Все людское стало божьим, т.е. правильным для меня. Школа от бога, директор от бога, все, что я видел вокруг себя, породил бог. На все мои «почему» был один ответ – Бог. Он создатель и родитель всего. Каждая вещь и явление имеют смысл, потому что за ними стоял Бог. Такая логика вела меня в детские годы жизни.
И я так жил в спокойствии и гармонии через школьные годы. Вопрос о смерти сначала ушел на второй план, а затем и вообще исчез за «заботами» и «делами», в которых я проводил почти всю свою жизнь. Вместе со смертью на второй план ушел и Бог. Мне уже не требовались объяснения, почему и для чего мы делаем вещи, эти вещи сами стали ответами на все вопросы. «Меньше слов и больше дел». Вопросы рождаются от безделья, от лукавого. Они рушат «гармонию» и «порядок» и занимают слишком много драгоценного времени, которого и так не хватает. Таким образом, вопрос о смерти незаметно ушел для меня на второй план и больше не вставал передо мной до самого происшествия.
***
Я перебрался в Москву пять лет назад. Меня позвал мой университетский товарищ, переехавший сюда годом ранее. Он работал менеджером в магазине электроники. У меня тогда дела шли не очень, поэтому его предложение пришлось как нельзя кстати. Первые полгода после моего приезда мы с ним делили двухкомнатную квартиру. Затем я сошелся с одной нашей коллегой Светой Мироновой и переехал к ней. Поначалу у нас со Светой все шло хорошо, мы неплохо ладили, я даже задумывался о женитьбе. Однако в итоге ничего путного из наших отношений не вышло, мы начали постоянно ссориться и без конца предъявлять друг другу всевозможные претензии. В конечном счете, нам пришлось расстаться, и я съехал в комнату, где жил вплоть до происшествия.
Новый город – новая жизнь. Москва покорила меня своей широтой. Я вырос в маленьком городе, где не было ни метро, ни даже трамваев, только узенькие улочки и невысокие здания. В Москве я впервые увидел небоскребы и высотки. Красная площадь, Воробьевы горы, я был готов на все только бы быть частью всего этого. Здесь идет жизнь, все что случается – случается здесь. В то время как дома ничего не происходит. Если бы мой город исчез с лица земли, то ничего бы не изменилось, другое дело Москва. Москва заворожила меня. Я хотел как можно скорее влиться в ее ритм жизни.
Мой товарищ помог мне с трудоустройством. Вначале я работал с людьми, на должности «консультант – продавец». В разных точках, разбросанных по городу, я оформлял покупки, кредиты и рассрочки. Через два года меня перевели в офис, на закупки. Работа в офисе была намного легче. Я чувствовал, что вытянул счастливый билет, за два года из ничего я дорос до офисной работы с зарплатой пятьдесят тысяч. Я мог позволить себе что угодно, я часто посещал ночные клубы, ходил в кино и развлекательные центры, у меня всегда были новый телефон и компьютер. Я катался как сыр в масле, я шел по жизни по накатанной и всегда преуспевал. Я находил одобрение у окружающих и
