тишина.
«Как я реагировала раньше? Плакала? Долго отходила от шока?» А ведь это «раньше» действительно существовало. Вся ее жизнь — постоянный цикл забвения и обретения воспоминаний.
— Ты росла почти обычным ребенком. Почти. Так же училась считать и писать, как и другие дети, давала куклам имена… Только свое постоянно забывала. Нас с твоим отцом это настораживало, но не пугало. А потом стало ясно, что с тобой происходит что-то неладное.
— Отец ушел из-за этого? — резко спросила Деми. — Он же… ушел?
Вывод сложился из воспоминаний об Элени, в которых та всегда была одна. Нет, конечно, рядом были коллеги, знакомые, приятельницы… И мужчины, которые, судя по взглядам, обращенным на Элени, были совсем не против стать Деми если не отцом, с чем уже опоздали, то отчимом.
— Да, но… — Мама растерялась. — Нет, не думаю. Господи, каждый раз говорить тебе об этом… Прости. У него другая семья, но он души в тебе не чает. Часто приезжает, постоянно интересуется, как у тебя дела. Просто… так вышло. Даже думать не смей — в этом нет твоей вины.
Деми кивнула, рассеянно глядя в окно. Теперь она припоминала рослого кареглазого мужчину, что разговаривал с мамой. Но не с ней.
С тех пор, как проснулась, она воскресила в памяти несколько человек и целый до тонкости прорисованный городок. Словно реставрировала старинную книгу, давая новую жизнь каждой из хрупких страниц, или строила замок из спичек — медленно, по одной крохотной детали. Однако любая попытка вспомнить, как кто-либо из так называемых знакомых обращается к ней самой, а не к ее родителям или посторонним, оборачивалась неудачей.
Деми была призраком в собственных воспоминаниях. Тенью, что отбрасывает человек, тенью, что лишь наблюдает за миром живых, но стать его частью не может.
— Если я просыпаюсь, уже себя не помня, значит, потеря памяти происходит во сне? А что, если…
— Не спать? Ты пробовала, милая. Это еще хуже.
Деми перевела взгляд на маму, требуя конкретики. Элени вздохнула, явно не желая расстраивать дочь еще сильней. Она должна понимать: когда восприятие себя и мира размыто, словно картина с холста, на который пролили воду, ценна каждая деталь, каждый крохотный пазл.
— После полуночи… С каждым часом ты начинала понемногу забывать. Сначала незначительные факты, потом — целые годы. Все, что воссоздавала на протяжении минувшего дня. И смотреть, как ты по кусочку теряешь себя… это жутко.
Деми отодвинула тарелку. Аппетит пропал, так и не появившись.
— Пойдем, кое-что покажу, — мягко сказала Элени.
Вслед за ней Деми вернулась в спальню. Пройдя к тумбочке у окна, Элени выдвинула нижний ящик и поманила ее к себе. Ящик оказался полон крохотных блокнотов на спирали.
— Это все ты. Твоя история.
— Дневники?
— Что-то вроде, хоть ты не раз говорила, что вести дневник в твоем возрасте — это глупо. Там — заметки о тебе, отражение твоего самопознания, понимания самой себя.
Элени улыбнулась улыбкой отстраненной, почти печальной, проведя пальцем по корешкам. Деми замерла, не дыша.
— Записи, случается, разнятся. Ты пишешь, что обожаешь черный цвет, а двумя страницами спустя радуешься, что купила роскошный красный топ, ведь твой цвет — красный. Ты подросток, это нормально. В одном блокноте ты говоришь, что обожаешь нежиться на солнышке, а в другом — тогда в Каламбаке была аномальная жара — просишь увезти тебя на север, — рассмеялась Элени. Заметив взгляд Деми, объяснила: — Каждый день ты разрешаешь мне их читать. И каждый день я предлагаю тебе сделать то же самое. Ты всегда отказываешься. Просто берешь чистые и начинаешь с нуля. Однажды я спросила тебя, почему.
— И? — заинтересовалась Деми.
— Ты сказала: «В этих блокнотах — лишь ничего не значащие для меня слова. Черные буквы на белом в синюю клетку фоне». Чтобы понять, кто ты такая, тебе нужно не прочитать, а…
— Почувствовать, — тихо сказала она.
Элени кивнула, ласково скользнув ладонью по ее руке.
— Вот почему каждый новый день ты берешь новый блокнот и заново пишешь свою историю. Сделай так и сегодня.
Деми кивнула. Из стопки чистых блокнотов (купленных наперед, подумала она с холодком в груди), выбрала блокнот с черной обложкой и золотистым, красиво бликующим на свету абстрактным рисунком.
— Если хочешь… я побуду с тобой, — неуверенно сказала Элени.
— Все нормально. Правда. Но я хочу немного…
— Побыть одна.
И разложить по полочкам всю распадающуюся на неравные куски реальность.
Деми кивнула.
Дверь за Элени тихо закрылась. Деми окинула взглядом комнату, усыпанную стикерами, словно осенней листвой. Снимать не стала — еще пригодятся… и, вероятно, не единожды. Собственное бессилие вызвало глухое раздражение. Что ей остается, если медицина, по словам мамы, бессильна? Безропотно ждать новый день, который сотрет все воспоминания, точно торнадо — попадающиеся на пути хлипкие дома? Слизнет волной забытые на берегу вещи и схлынет, оставив вместо памяти чернильную пустоту.
Среди бастиона из тетрадей и учебников на компьютерном столе примостился новенький ноутбук. Наклеек на крышке, что могли чуть больше рассказать о ее вкусах (и, может быть, о ее чувстве юмора или отсутствии такового) нет. Возможно, она консервативна? Сдержана? Просто не любит портить чистое пространство излишними элементами? Стикеры на стенах ее комнаты — не в счет.
Деми со вздохом откинула крышку ноутбука. Как только экран загорелся, открыла браузер, следом — историю просмотров. Ей даже задумываться о своих действиях не приходилось — пара уверенных кликов мышки, и готово. В истории поиска сплошным потоком слово «амнезия». Она последовательно кликнула по самым первым, и углубилась в чтение.
Ни один из существующих типов амнезии под ее случай не попадал. Во всяком случае, так казалось поначалу, после изучения самых популярных статей, которые выпали по запросу. Через пару часов тщательного поиска по ключевым словам Деми нашла куда более любопытные исследования. Так, профессор университета Аристотеля в Салониках Александрос Папаиоанну в своей работе рассматривал редкий вид амнезии, которая, как и сказала Элени, случалась раз в несколько десятков лет. Симптомы похожи до мурашек: сохранение памяти о всех прошлых и настоящих событиях, что затрагивали окружающий мир и близких людей (что уже не характерно ни для ретроградной, ни для тотальной, ни для прогрессирующей амнезии), но ежедневная потеря любой личной информации. Включая даже имя.
Деми выписала имена больных этим видом амнезии — всех тех, чьи истории профессору Папаиоанну удалось проследить. Все они были женщинами, и все — гречанками. Не всегда по крови (был и ребенок от смешанного брака, и чистокровная англичанка, чьих родителей занесло в Грецию задолго до ее появления на свет, и
