— Жду вас послезавтра, леди Говард, будут готовы все анализы. Но я уже могу сказать, что вам следует пропить курс витаминов и соблюдать щадящий режим.
— Но ведь все в порядке?
— Разумеется. Все будет отлично, леди.
Будет отлично? Конечно, будет, куда оно денется… Особенно если, выйдя из кабинета, не брать со столика с прессой злосчастную газету. Даже не смотреть на нее! Я могу. Я верю Бонни и не верю прессе. Поэтому я сейчас поеду в Центральный парк, прогуляюсь, покормлю голубей и не буду думать о всякой чуши.
Мои благие намерения продержались ровно до киоска с прессой около парка. Как я могла устоять, если с обложки воскресного приложения «The Sunday Times» на меня смотрели Бонни и та же самая брюнетка? Разумеется, я купила журнал, сунула под мышку вместе с багетом для птиц — и раскрыла, найдя первую же свободную лавочку.
В журнале было то же самое, только больше фотографий (счастливый Бонни, счастливая селедка, счастливые мама с папой, счастливый дядюшка Джузеппе и штук шесть счастливых братьев и сестер), плюс интервью мисс Клаудии Паппини. Селедка распиналась о любви с первого взгляда, взаимопонимании, общих интересах и семейных ценностях. Она, видите ли, собирается родить своему будущему мужу минимум троих детей! А также служить опорой и поддержкой, ездить с ним на все гастроли и как можно чаще общаться с его прекрасной мамой, прекрасным папой, прекрасными дядюшками и тетушками, братьями и сестрами, а его прекрасные племянники ей уже практически как родные, и вообще она всегда мечтала о большой дружной семье.
Селедка итальянская!!!
Глядя на голливудскую улыбку невесты, я мечтала вцепиться ей в патлы и выдрать с корнем. Все. А потом затолкать ублюдку в задницу. Семейные ценности, да? Дружная большая семья? Значит, когда мы с Кеем предложили съездить с ним на Сицилию, он отбрехался — график, видите ли, сумасшедший, на Сицилию между ежедневными спектаклями мы никак не успеем.
Но ведь не может же быть, чтобы он планировал это все, когда мы проводили медовый месяц (ладно, неделю — не только у Бонни сумасшедший график) в Лондоне! Или когда мы клялись любить друг друга, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас. Нет, не может такого быть! Никак не может, нет и нет! Это просто ошибка. Дурная шутка. Бонни никогда бы не сделал такого! Только не в тайне, только не за спиной. Он может быть сколь угодно больным ублюдком, но он никогда не был трусом.
А значит…
Я так и не решила, что это значит. Выбросила журнал и принялась кормить голубей — невольно вспоминая таких же голубей, только в Гайд-парке, и руку Бонни на своем плече, и наш смех, когда он фотографировал меня и голубей — они садились на руки, торопясь склевать кусочки хлеба. И как Кей принес нам всем кофе из какой-то ближней забегаловки, в бумажных стаканчиках…
Невольно опустив взгляд на руки, я потрогала обручальное кольцо. Тонкий ободок из белого, желтого и красного золота. Такой же, как у Бонни и у Кея. И почему чертовы святоши не дали нам разрешения на брак втроем? Почему?! Если бы все было так, как я написала в своем романе — сейчас я не сходила бы с ума от дурацких статей в газетах. Но официально я — жена Кея, а Бонни — друг семьи. Черт. Как это глупо! Дурацкие правила, дурацкое общественное мнение! Мы даже не смогли поехать в родовое поместье Говардов, потому что отец Кея не позволил пригласить Бонни. Друзьям, видите ли, нечего делать рядом с новобрачными в их медовый месяц, а в скандальные слухи о связи лорда Говарда-младшего с каким-то ужасным актеришкой лорд Говард-старший не верит, и верить и не собирается.
Интересно, родители Бонни — такие же? Традиционная сицилийская семья, мать ее… Готова спорить, Бонни не сообщил им правды. Одна я оказалась достаточно ненормальной, чтобы честно сказать бабушке с дедушкой, что вышла замуж за двух мужчин сразу и безумно этим счастлива. Правда, мои предки достаточно сумасшедшие, чтобы понять и порадоваться за меня.
Я дура, да? Почему я поверила, что после свадьбы мы будем жить долго и счастливо втроем? Потому что нас связывает не только любовь, но и нечто большее? Дура, однозначно.
Разогнав голубей, прикончивших багет и пытающихся найти еще что-нибудь в моих кроссовках, я сунула руки в карманы и отправилась домой. Не хочу гулять. Не хочу думать о Бонни. Хочу поужинать с Кеем, забраться к нему на ручки и услышать, что на самом деле все хорошо. Что статьи — вранье, и через две недели Бонни вернется домой, мы вместе посмеемся над газетными утками, а потом вместе слетаем на Сицилию. Кей говорил, у Бонни мировые предки, а мама готовит самый вкусный на свете апельсиновый пирог. Я попрошу Бонни, чтобы он и меня научил ловить мидий! Я хорошо плаваю и обожаю море!..
Так, в мечтах, я догуляла до нашей квартиры с видом на залив, переоделась и даже помогла Керри накрыть на стол. Пусть леди и не обязана, но иногда мне хочется создать для любимого мужа немножко домашнего уюта.
Кей пришел, когда я зажигала свечи, поцеловал меня, спросил о визите к врачу… все было прекрасно, кроме одного момента: он слишком крепко сжимал губы и отводил взгляд.
— Я видела прессу, Кей, — вздохнула я, поковыряв безвкусное суфле. — Ты думаешь, не утка?
— Я думаю, стоит дать придурку время разобраться самому. Он вернется. Он всегда возвращается.
— То есть не утка. — Я отложила вилку и встала. — Извини, у меня совсем нет аппетита.
— Иди сюда, Колючка, — Кей тоже встал и протянул ко мне руки.
Уткнувшись в родное и надежное плечо, я напомнила себе, что уже однажды обещала не плакать из-за Бонни. Поэтому я только всхлипнула разок, обругала его козлогением и больным ублюдком и потерлась губами о подбородок Кея. Напряженный подбородок.
— Ты злишься.
— К черту Бонни, — меня обняли крепче и нежно коснулись моих губ, — когда вернется — поговорим. А не вернется, ему же хуже.
На миг мне стало жаль придурка и козлогения. Это ж надо так достать Кея Просветленного, чтобы он перестал понимать и прощать закидоны великого гения и послал его к черту!
— К черту Бонни, — повторила я и обняла Кея за шею. — У меня есть ты, а все остальное не так важно.
3. Язык мой — враг мой
Рим, конец сентября
Бонни
Мама позвонила не вовремя. Весь последний месяц она звонила крайне не вовремя. И дело было вовсе не в том, что Бонни устал после спектакля, как последняя собака, и сейчас новенькая девочка снимала с него грим.
— Да, мама, — он поднес смартфон к уху, стараясь не запачкать потекшей краской.
— Бонни, мальчик мой, как ты?..
Слушая последние новости о родне и соседях, Бонни поддакивал и молился, чтобы мама не задала главный вопрос. Ему отчаянно не хотелось ей врать, а сказать правду он не мог. Не после того, как отец Кея чуть не умер от инфаркта, а его собственный отец две недели провел в клинике на обследовании. Дурацкая ситуация! Какой черт дернул его за язык объявить Розу своей невестой на благотворительном маскараде?! Как теперь объясняться с мамой?
