— Бирн останется за старшего в вашем отделе.
«Опять?!» — отразилось на физиономии несчастного.
— Всем все ясно? Свободны. Поезд завтра в три сорок пополудни. Билет получите утром в экспедиции.
— Да, сэр, — глухо буркнул Бреннон, положил письмо на стол и оставил шефа наедине с сигарой; Бирн, излучая глубокую тоску, последовал за комиссаром.
***
— Мне кажется, вы не в настроении, — проницательно заметил Лонгсдейл; пес наставил на комиссара уши.
— Угу, — пробурчал Бреннон и окинул кабинет страдальческим взглядом. Родное, можно сказать, гнездо! Он тут еще с первым комиссаром сам стены красил и потолок белил! После революции, в сорок пятом-то году, где было маляров и штукатуров взять…
— У вас неприятности?
Натан упал в кресло и мрачно уставился на джентльмена с собакой.
— Как мы им это все объясним? — он ткнул пальцем в элегантную фигуру консультанта и пушистую — пса. — Вот это все?
— Что объясним? Кому?
Бреннон поведал Лонгсдейлу о грядущем нашествии, не жалея эпитетов. На кайзера ему было в общем и целом плевать, но кто их просил лезть сюда буквально ногами?!
— Почему вы думаете, что доргернская полиция никогда не сталкивалась с вмешательствами? — спросил консультант, явно стараясь утешить. Пес положил морду на подлокотник кресла и посопел в знак поддержки. Бреннон горестно фыркнул:
— Они, может, и сталкивались, да только вряд ли этот Штрауб лично гонял ифритов. Если Редферн не врет, вас таких всего-то сто двадцать семь, и встречаетесь вы реже, чем снег в июле.
— Да, — задумчиво кивнул Лонгсдейл, — нас не очень много. Ну так и не рассказывайте.
— Как? Непременно кто-нибудь проболтается! Хорошо еще, — добавил комиссар, смерив двуединую сущность тяжелым взором, — что мы вам ничего не платим, и в учетных бумагах вы у нас не числитесь.
— Но разве вам не лестно, что вашу полицейскую систему так высоко оценили?
— Ну, может, — пробурчал комиссар. — Есть немного. Но сюда-то зачем переться?
Лонгсдейл поразмыслил.
— Скажите, могу ли я, чтобы развеять ваше недовольство, пригласить вас в театр?
— Чего?! — поперхнулся Бреннон. — Это еще зачем?!
Пес ехидно фыркнул.
— Чтобы развеять ваше недовольство, — терпеливо повторил консультант. — Поправить ваше настроение перед поездкой. Вы знаете, что в Блэкуите есть театр?
— Да, — ответил комиссар, хотя и не знал, зачем он нужен. — Я там ни разу не был. Правда, актеришек допрашивал пару лет назад, когда в том квартале кто-то повадился бить прохожих дубиной по голове и грабить трупы.
Пес зафыркал так, что Натан заподозрил, будто над ним смеются.
— Что там делают? — с досадой спросил комиссар.
— Обычно — смотрят спектакли, — Лонгсдейл вынул из кармана маленький сверток. — Но мы будем искать кое-что потустороннее. Или, — нахмурился консультант, — не совсем живое.
Комиссар с интересом привстал: Лонгсдейл развернул платок и показал узкий, острый, чуть загнутый коготь — белый, слегка розоватый, полупрозрачный, на вид как стеклянный.
— Он не сломан.
— Именно, — кивнул консультант, — коготь не сломан, он сброшен. Некоторые существа во время роста сбрасывают старые зубы и когти. А поскольку растут эти создания по мере увеличения числа жертв…
— Усек, — Бреннон вернул ему коготь, взял шляпу и трость. — Где вы это нашли?
— Это не я нашел, — ответил Лонгсдейл. — Мне это принесли.
***
К удивлению Бреннона, в театре было очень тихо — это в понедельник-то после обеда, когда все приличные люди в поте лица зарабатывают на хлеб. Им открыл престарелый сторож и проводил в директорский кабинет на первом этаже, позади фойе, среди такого лабиринта узких коридорчиков, что Натан подивился, как строители ухитрились их впихнуть в столь малую площадь.
Директор театра поднялся им навстречу, вынырнув из стога бумаг, как бобер — из хатки. За два года он не изменился — все тот же невысокий, крепко сбитый мужчина, лет сорока пяти на вид, с пышной, совершенно седой гривой и роскошными бакенбардами. Увидев комиссара полиции, он заметно насторожился. Голубые глаза сузились, и он пристально осмотрел Бреннона с головы до ног.
— А, вы, — наконец заключил директор без особой приязни. — Мистер Лонгсдейл, разве с моей просьбой возникли какие-то затруднения?
— Мистер Эдуард Фарлан, — церемонно представил его консультант. — Комиссар Бреннон, глава отдела особо тяжких преступлений.
— Мы знакомы, — с холодком отозвался мистер Фарлан. Комиссар хмыкнул. — Откровенно говоря, я не рассчитывал на вмешательство властей.
— Мистер Лонгсдейл — консультант полицейского департамента. Он обязан сообщать нам о всех подозрительных случаях, с которыми сталкивается.
Пес издал крайне скептический звук. Взор мистера Фарлана пал на животное и потяжелел.
— Вы привели сюда собаку?
Лонгсдейл поглядел на пса так, будто его удивило само возникновение вопроса, и сказал:
— Когда вы обратились ко мне, мне показалось, что вас беспокоит безопасность ваших сотрудников и зрителей. В таком случае это дело полиции.
— Полиция уже вела здесь свои дела и не проявила к нам ни малейшего уважения.
— Зато тип, насмерть угостивший одного из ваших шутов дубинкой, благополучно добрался до виселицы, — заметил Бреннон. — Итак, слушаю. Что вас заставило обратиться к мистеру Лонгсдейлу?
Фарлан нашарил под столом трость и, хромая, протиснулся мимо них к двери.
— Прошу за мной, господа. Ваше животное можно привязать у черного входа.
Пес молча смерил директора театра долгим взглядом.
— Не бойтесь, он ручной, — сказал Бреннон. Могучий зверь перевел глаза на комиссара и задумчиво щелкнул зубами.
— Я полагал, — сухо произнес мистер Фарлан, пока вел визитеров узкими коридорами к загадочной цели, — что вы, гмммм… специалист по некоторым видам животных, и никак не думал, что полиция имеет отношение к их отлову.
— Вот видите, — невозмутимо указал Натан, — пес тут в самый раз. Верно, Кусач?
Собака продемонстрировала ему весь набор зубов.
— Ну, на Рыжего ты сам не откликаешься, — пробормотал Бреннон.
— Этот коготь, который я вам принес, — продолжал Фарлан, поднимаясь по тесной лесенке с помощью перил и трости, — нашел один из наших плотников. Откровенно говоря, если бы не место находки, я бы не придал этому значения. Прошу.
— Что же это за место? — спросил Лонгсдейл и ступил на сцену. Фарлан указал тростью наверх. Бреннон задрал голову и протяжно присвистнул. В темноте над сценой едва виднелась некая конструкция, до которой было добрых двадцать футов.
