того, как он сообщает, что все хорошо, спрашивает:
— Теперь, когда мы закончили, что ты говорил, Теодор?
Наклоняюсь вперед, ставлю локти на колени и провожу руками по волосам. Доктор Майклз — мой семейный врач, и сегодня я пришел к нему для осмотра перед школой. Знаю его большую часть своей жизни и хватаюсь за возможность поболтать с ним каждый раз, когда прихожу.
— Я г-говорил, что в этом году они не т-теряли времени даром. Как б-будто я у-участник какого-то ш-шоу уродов, и они не м-могут оставить меня в покое.
— Я помню, что травля снова началась в средней школе, а затем прекратилась, да?
— Да, — признаюсь.
— Основываясь на наших разговорах на протяжении многих лет, я предполагаю, что дети сильней всего будут издеваться в первый год или первые два года старшей школы. Как только, так называемая, «новизна» пройдет, и все привыкнут к твоему заиканию, травля снова должна прекратиться.
— Я з-знаю, но мне не н-нравится чувствовать себя у-уродом. Для людей я всего лишь скучный з-заикающийся б-ботаник. Думаю, они могли бы п-придумать, что-то более оригинальное. П-прозвище Теодорк уже надоело, — говорю я с горечью. Отчетливо слышу разочарование в своем голосе.
— Теодор, я не должен говорить это как твой врач, но как человек, который считает себя другом семьи, собираюсь тебе кое-что сказать. Просто знай, что я никогда с ними не соглашусь. — Он делает паузу, пока я не поднимаю голову и не смотрю ему в глаза. — Не позволяй этим маленьким подонкам заставлять тебя чувствовать себя уродом. Они просто завистливые маленькие засранцы.
От его слов у меня вырывается удивленный смех. Я не ожидал этого.
— Я серьезно, Теодор, — продолжает доктор. — Они, вероятно, делают это, чтобы вывести тебя из себя, потому что не уверены в себе, и, таким образом, чувствуют себя крутыми, когда, на самом деле, мало что из себя представляют. Ты — один из самых подающих надежды молодых людей, которых я знаю, и ты — отличный пример того, какой должна быть современная молодежь. Ты умный, вежливый, целеустремленный, и тебя ожидает большое будущее. Мы знакомы с тобой более десяти лет, и я знаю, что ты борешься с заиканием, и не хочу, чтобы ты позволял ему определять тебя. Кроме того, ты должен знать, что не одинок.
— Спасибо, доктор Майклз. Не то чтобы стало х-хуже, просто становится х-хуже, когда я беспокоюсь о своей р-речи, особенно, когда думаю, что сейчас начну з-заикаться. Чем больше я думаю об этом, тем больше з-заикаюсь. Я ненавижу, что не могу это к-контролировать.
— Теодор, я не эксперт, но это кажется довольно стандартной ситуацией. Ты говорил со своей матерью о буллинге? — Неловко ерзаю, и он замечает чувство вины на моем лице. — Ты должен сказать ей.
— Я з-знаю, но не хочу, чтобы она волновалась. — Моя мама смирилась с моим заиканием и не смотрит на меня по-другому, но я знаю, что она рассердится, если узнает, что меня дразнят из-за нарушения моей речи. У нас финансовые трудности, и последнее, чего я хочу, чтобы она чувствовала вину или то, что подвела меня каким-то образом.
— Она будет чувствовать себя хуже, если ты будешь скрывать это от нее, и я знаю, что твоя мама предпочла бы услышать это от тебя. — Доктор смотрит на меня, и его невысказанное послание звучит ясно: «скажи ей, или это сделаю я».
— Вы правы. — Так и есть, но я даже думать не хочу об этом разговоре.
— Я также считаю, что есть несколько вещей, которые ты еще не пробовал, но они могут тебе помочь.
— Что, например? — Мое любопытство задето, и я рад, что смог четко произнести эти слова.
— Ну, во-первых, полагаю, что логопед — отличный вариант, и занятия с ним могли бы принести тебе значительную пользу. С тобой все в порядке, но, если хочешь научиться контролировать заикание в тех ситуациях, когда чувствуешь, что выходишь из себя, это может быть прекрасным вариантом. Я говорил об этом твоей матери несколько раз, когда ты был младше, думаю, она хотела, чтобы ты сделал этот выбор сам, а не считал, что она пытается тебя «исправить». Ты держал ее в неведении относительно издевательств, которые, вероятно, повлияли на ее решение, но она хочет для тебя только самого лучшего.
На мгновение обдумываю его слова и вижу смысл в его совете.
— Это правда. Я поговорю с ней об этом.
Доктор Майклз кивает в знак одобрения.
— Хорошо, мне кажется, это будет полезно для тебя.
— Мы просто… это тяжело, и я хочу помочь ей… — Мои слова стихают, но он, кажется, знает, о чем я думаю.
— Я давно знаю твою семью, поэтому мне известно, что с тех пор, как умер твой отец, вам было нелегко. Тебе почти шестнадцать, поэтому, если тебе нужна работа после школы или на лето, могу сделать несколько телефонных звонков и помочь тебе. В этом нет ничего страшного, если она не будет мешать твоим домашним заданиям. Иначе твоя мать оторвет мне голову.
— Ага, — отвечаю я, смеясь.
Доктор совершенно прав. Моя мама всегда просила меня хорошо учиться. Надеюсь когда-нибудь получить стипендию и помочь ей. Если я смогу самостоятельно оплачивать лечение, которое не покрывает страховка, то смогу облегчить финансовое бремя, причиной которого, как я знаю, оно является.
— Я также считаю, что ты можешь направить часть своего разочарования или нервной энергии на физическую активность. Знаю, что ты проходишь медицинский осмотр для уроков физкультуры, но ты не думал о том, чтобы заняться каким-нибудь спортом?
Качаю головой.
— Я не большой любитель командных видов спорта.
— Хм. — Доктор берет отоскоп, чтобы проверить мои уши, обдумывая мои слова. — Ты упоминал, что любишь плавать, и я слышал, что ты очень хорошо это делаешь. Может, стоит подумать о том, чтобы присоединиться к школьной команде по плаванию. Это индивидуальный командный вид спорта, лучше и не придумаешь.
— Может быть. — Мысль о том, чтобы проявить себя и присоединиться к школьной деятельности, заставляет меня нервничать. Мне нужно поговорить об этом с Деми. Несмотря на то, что она еще не ходит в мою среднюю школу, она мудра не по годам и является моим самым близким другом.
Доктор Майклз продолжает, как будто может читать мои мысли:
— Я знаю,
