горшков валяются.
Побоище! И скольких же горшков я не досчитаюсь?
Прохор замер посреди горницы, опустив руки, и лишь головой крутил, осматривая последствия невиданного события, которое каким-то чудом прошло мимо него.
Мурка вскочила на лавку, встряхнулась, подняв белое облачко.
— Спрятались они, — проворчала кошка. — В углу за корзинами.
— Кто они? — не понял домовой.
— Мохнатые, вроде как звери, но в лохмотьях и говорят по-человечески.
— Маленькие?
— Не больше горшка.
— Неужто злыдни? Вот напасть! — Прохор всплеснул руками. — Ещё дедушка мне про них говаривал, что коли заведутся в доме, то их потом нипочём не вывести.
В углу заворочался веник.
— Напылили-то, намусорили, — зашуршал он. — Вот злодеюки, вот негодники.
— Мети знай, — цыкнул на утварь домовой и поднял с пола скатерть. Потряс её. Во все стороны полетел мучной снег. Прохор покачал головой. Хотел скатерть на стол постелить и увидел рассыпанную на поверхности крупную соль.
«К разладу», — подумал он, хватаясь за голову, и зашипел, потому что задел недавно вскочившую на лбу шишку.
— Чего шипишь? — раздался из угла голос, напоминающий скрип третьей ступени.
Из-за корзин показалось существо в льняной косоворотке, из-под которой торчали высокие сапоги. Подошвы у них были наполовину оторваны, отчего казалось, что сапоги улыбаются.
Злыдень присматривался к Прохору, водя длинными торчащими в стороны ушами.
За ним показалось второе существо — поменьше, размером с Мурку, в разорванном по низу сарафане. Зелёные глаза так и шныряли по горнице.
Над головой второго показалось существо третье, но увидев домового, тут же спряталось, а потом высунулось, прикрываясь широким подолом второго злыдня.
— Ты домовой, значит, будешь? — спросил первый.
— А если домовой, то что? — ответил Прохор.
— А то, что мы — злыдни и теперь мы здесь хозяева.
Прохор скривил губы.
— Что же, хозяйничайте, — сказал он, сел на лавку и сцепил на груди руки.
Злыдни переглянулись.
— Чего это он, Буча? — спросил третий, дёргая первого за рукав. — Прогонять нас не собирается?
Первый, как выяснилось — Буча, фыркнул.
— Собирается, не собирается, мы своё дело знаем, — Насупа, Коробейка, по местам!
Двое злыдней кубарем покатились по полу. Один юркнул за печку, другой — под лестницу. Зашуршали, забренчали. Веник со страху под лавку забился. Каждым прутиком задрожал.
Буча осторожно шажок за шажком к Прохору приблизился.
— Так и будешь сидеть? — прищурив чёрные блестящие глазки, спросил злыдень.
Домовой поднял глаза к потолку. Там как раз Коробейка раскачивалась на пучке сушёной петрушки. Верёвочка порвалась, и злыдня с визгом полетела на пол. Откуда-то выскочил третий злыдень Насупа и подставил падающей руки. Прохор проследил за свободным падением Коробейки, уклонился от летящего в него сапога и снова поднял глаза в потолок.
— Я не просто сижу, — ответил он.
— А что же ты делаешь?
— Поэзию пишу.
— Как это пишешь? — Буча сдвинул брови.
— Придумываю значит.
— И что напридумывал уже?
— Сейчас, — глядя в потолок, сказал Прохор, подняв указательный палец, чтобы мысль не оборвалась.
Злыдни тем временем столпились вокруг него.
Прохор, наконец, изрёк.
— Эй, два брата, два ухвата,
Вы слезайте-ка с печи,
И негодникам задайте
На румяны калачи!
Домовой тихонько свистнул. Из тёмного угла за печкой вылетели два ухвата и зависли над полом, направив на злыдней свои рога. Злыдни бросились врассыпную.
— Где вы, ложки, поварёшки?
Собирайтесь на окошке
И непрошеных гостей
Пробивайте до костей.
Ястребами с полки сорвались и кинулись на злыдней деревянные посудинки и давай гонять вредителей по горнице.
— Ай! Ой! — то и дело выкрикивали злыдни, огребая от поварёшки или сурового половника.
Маленький ухват пытался подцепить удирающую от него Коробейку, а большой, точно сердитый бык, грозил Буче насадить его на рога. Фыркал, сопел, только что копытом не бил. А злыдень пятился и отмахивался от него пучком петрушки.
Прохор сидел на лавке, хлопал себя по коленкам и знай себе напевал:
— Кочергуша, кочерга,
Ты железная нога,
Очень злыдневы бока
Твоего хотят пинка.
Кочерга со скрежетом выкатилась из-под печки, огрела по голове Насупу, подставила подножку Коробейке. Маленькая злыдня с визгом пронеслась через всю горницу до самой двери в подпол. Обратилась мышью.
Мурка с лавки прыг! Коробейка вжик и в щель, а следом за ней и два приятеля съюлили.
Домовой хлопнул в ладоши, и вся утварь мигом вернулась на свои места, как ничего и не было. Прохор заглянул под лавку.
— Ну что, трусливый? — сказал он венику. — Выбирайся, твой черёд.
Тот нехотя прошелестел на середину горницы, огляделся, убедился, что опасность миновала, растопырил прутья и давай вправо-влево мести.
Когда сквозь покрытые ледяной коркой окна проступил робкий утренний свет, горница уже блестела чистотой.
Из щели в полу на Прохора смотрели три пары глаз.
— Я домовой не злобный, даю вам до вечера время, чтобы убраться из моего дома.
— Вот ещё! — проскрипел Буча. — Не на тех напал.
Дверь в подпол приоткрылась, и оттуда вылезла тощая рука Насупы. Рука погрозила кулаком.
— Объявляем тебе войну!
Домовой лишь усмехнулся. Услышав на лестнице шаги, он вдохнул поглубже, глаза зажмурил и сделался невидимым, а потом проскочил мимо хозяйки Варвары на чердак.
Глава 3. Семейство
Пока хозяйка гремела наверху вёдрами и возилась с печкой, в подполе шла напряжённая беседа. Буча ходил из угла в угол. Насупа лежал на соломе, вытянув ноги, а Коробейка сидела на бочке, от которой ароматно пахло соленьями.
— Нужно действовать решительнее, — заявил Буча. — Во-первых, днём домовой нам помешать не сможет. Кошку Насупа возьмёт на себя.
Насупа насупился. Такая идея ему была совсем не по вкусу. Но перебивать Бучу во время его вдохновенной речи не рискнул.
— Во-вторых, — продолжил Буча, — если взяться за людей, то быстрее будет результат. Понаблюдаем за ними денёк, а потом придумаем, как лучше им вредить.
Сказав это, злыдень поднялся к дверце в подпол и приподнял её.
Хозяйка уже накидала дров, развела огонь, в печи затрещали щепки, и тут в горницу повалил дым. Сперва тонкой синеватой струйкой выполз, огляделся и кверху побежал, а потом в клубки стал сворачиваться и из печи выкатываться.
Буча нос пальцами зажал. Видит, женщина с ведром пришла и как закричит: «Стёпа! Горим!». А сама полотенце хвать, дверь отворила и ну дым выпроваживать. В горницу морозный воздух ворвался и прямиком в подпол. Коробейка от этого потока чуть с бочки не скатилась, а дым из печи повалил ещё пуще.
Над головами злыдней раздался топот. Сначала показался мужик. На ходу он натягивал рубаху. Следом за ним бежала босиком девчушка. Кошка Мурка на стол у окна запрыгнула и ходила взад-вперёд. Глазищи так и горели.
Стёпа схватил кочергу. При
