велела мама. Всё войной пугала. Да только сама она никакой боевой науки не знала, заставляла меня обучаться по книге. Что-то вспоминалось из детства, из занятий с отцом и матерью.
Но говорить об этом я постеснялась. С другими науками было ещё хуже, а Ксар столько всего знал!
Со временем познакомила его с немногочисленными ребятишками Дыма, потом мы стали всё чаще гулять вдвоём. Он не рассказывал, откуда он — да и я тоже помалкивала. Здесь не принято было лезть в тайны друг друга, каждый уважал чужое право скрыть то, что считал необходимым.
Мама его была человеком, или, может быть, скрытой колдуньей. Об отце он молчал. Впрочем, как и я о своих.
Дни летели, складывались в недели и набрали целый месяц, а за ним ещё и ещё. Теперь мы занимались вместе, делясь приёмами — Ксар изумлялся моим, а я дивилась его.
Конечно, он был сильнее меня, тем более, что на год старше. Правда, с моим отцом на возраст вообще обращать внимания не стоит. Но он-то наполовину человек.
Ксар щадил мою гордость, никогда не показывая превосходства и позволяя побеждать, не поддаваясь. Ещё и восхищался ловкостью движений. Ну а я… его красивым, сильным телом. Только не вслух, конечно.
Каскадом цветных волос, серебристыми глазами, мужественной линией скул. Сама не заметила, когда он стал частью меня — такой глубокой, что я уже не представляла себе жизни без него.
Иногда мы продолжали изучать так привлекающие его «норы в Тартр». Ложились рядом на землю, заглядывая в «дымные дыры», и он тихо накрывал мою руку своей.
Иногда приближались к самому Тартру насколько могли — пока не начинало тошнить от вытягивания магии.
Но мы тренировались. Каждый раз забирались всё дальше. Подходя к мрачной завесе из тёмного тумана всё ближе.
Наш Дым и так оставался почти постоянно в этом тяжёлом магическом тумане, из-за которого случайным путникам найти нас практически невозможно.
И это выматывало, забирало магию — приходилось постоянно концентрировать её, удерживать, укреплять.
Я-то жила здесь уже не первый год, привыкла. Но Ксар был сильным. И привыкал намного быстрее, чем все, кто приезжал сюда до него.
Ночами здесь становилось совсем темно. Никаких огней на дорогах — светились только окошки в редких домах. Няня бранилась, когда я заигрывалась и приходила поздно, но это совершенно не отбивало желания снова убегать к Ксару и проводить с ним долгие часы.
— Странно, тут никогда не видно звёзд? — произнёс он однажды, провожая меня домой в темноте.
Поднял голову, оглядывая небо.
Его глаза светились серебром — и, наверное, видел он ночью не хуже меня.
— Не-а, — отозвалась я, тоже посмотрев наверх.
Я уже и забыла, что такое эти звёзды. Смутные детские воспоминания промелькнули и тут же исчезли.
— Когда-нибудь, — проговорил он, — я много тебе о них расскажу. И покажу.
— Когда? — пробормотала я завороженно.
— Я заберу тебя отсюда, — убеждённо отозвался Ксар. — Когда смогу защитить.
Он взял правой рукой мою левую, провёл большим пальцем по запястью. Словно пытался представить, какими магическими браслетами наградит нас храм.
— И куда мы полетим? — шепнула я, отчаянно желая верить в сказку.
— Куда ты захочешь.
— Хочу во дворец…
— Значит, будет дворец.
Ксар приблизился, обхватив меня уже двумя руками. Я непроизвольно потянулась к нему, и он несмело наклонился. Коснулся губами моих губ.
Это было так волнующе. Незнакомо. Головокружительно. Хотелось стоять здесь всегда, ощущать его руки, его губы, всего его…
— Аста! Где ты, паршивка?! — раздалось из дома, и вздрогнув, я отстранилась от парня. Оглянулась.
— Иду! — крикнула, и тихо пробормотала Ксару: — Мне пора…
Он удержал мою руку. Наклонился, ещё раз коснувшись губами губ.
— Илери, — шепнул тихо.
Сердце откликнулось раньше, чем я смогла вспомнить значение этого слова…
— Аста! — раздалось почти рядом, и вздрогнув, я забрала свою руку, поспешила к дому.
— Совсем совесть потеряла! — бурчала няня. — За что мне такое наказание, столько лет в этой дыре, ещё и девчонка ведёт себя не как лэя или шенна, обжимается ночами не пойми с кем, с отрепьем! И мать-то твоя давно уже содержание задолжала, а тут до ярмарки доберись, да прокорми тебя, да заниматься я давно уж не могу. И как мне подростка в руках-то удержать! Вот уйду, будешь знать!
— Не уйдёшь, — сердито отозвалась я, раздражённая её бесконечным нытьём. — Родители с тебя три шкуры спустят!
— Да может и нет их уже давно, только мне наказание с непослушной мучиться!
Вздрогнув, я забежала в свою комнату и захлопнула дверь. Закусила губу, отчаянно стараясь не расплакаться.
Такие слова поднимали мои собственные скрытые страхи, и раньше Пиутия себе их не позволяла. Вообще, раньше я её помнила более ласковой. Не то чтобы доброй, но она взяла на себя ответственность заботиться обо мне — и заботилась.
А в последнее время сильно изменилась. Раздражалась, жаловалась на усталость, на лучшие годы, которые отдала неблагодарной мне. На родителей, которые перестали платить.
Я злилась, отгораживалась от неё, не желала с ней видеться и лишь чаще убегала к Ксару. Мне нравилось мечтать с ним о нашем будущем, о нашем огромном дворце, о том, как мы вместе покинем Дым.
Наверное… Да, пожалуй, я была счастлива, несмотря ни на что.
Пока не случилось то, что всё изменило…
* * *
— Соломка! Надо уходить!
В небольшое окошко моей комнатушки что-то стукнуло. Услышав голос Ксара, я выскочила из постели и как была, в короткой ночнушке, поспешила открыть створку:
— Что случилось?!
Снаружи стояла обычная, стылая дымная темень. Ксар, в одних брюках — тоже, похоже, выдернутый из постели — сразу же бросился ко мне. Ухватился за подоконник, который торчал на уровне его подбородка.
— Там… облава. Маги. Идём!
— Я… — оглянулась на кинутые на стул вещи.
— Некогда! Сапоги только надень!
Полностью доверяя ему, я всунула ноги в сапожки, наскоро заткнула шнурки, чтобы не мешали, и села на подоконник.
Ксар подставил руки:
— Ловлю!
Ловить меня не было нужды: уж сколько раз я убегала от няньки этим путём! Да и отцовская кровь придавала лёгкости.
Но я не стала ничего говорить, позволила Ксару спустить себя на землю.
Вокруг слышались голоса, низкие и вибрирующие. Тихие — только острый слух выхватывал их и едва уловимые шаги.
Сильные маги: другие настолько к Тартру не приблизятся. Злые, жестокие — я слышала удар, которым откинули кого-то с дороги. И сердитые, крепкие ругательства.
Уже почти рядом. В ближайшем доме — там жалобно скрипнула сбитая с петель дверь, заплакал спросонья ребёнок.
— Няня… — я оглянулась.
— Ничего ей
