Димон приложил пятерню к моей спине, показал ладонь всем.
— Офигеть! Месяц руку мыть не буду, тут пот Нерушимого! Давайте ему первую в городе статую слепим, когда снег выпадет?
— И вместо башки поставим мяч, — поддержал его Гусак.
— Был бы я старым, хватил бы меня кондратий от таких новостей, — сказал я, все еще не веря своим ушам.
— Ты бы видел, что тут было во время прямой трансляции с «джерсами»! — с придыханием проговорил Микроб. — Весь город смотрел! Машин на дорогах не было и автобусы пустые — туда-сюда!
— Так и было, — кивнул Клыков.
Левашов добавил:
— У меня в доме, прикиньте, — тишина в квартирах. А потом, когда ваш первый гол — такой ор стоял, песец! Кто-то даже салют пустил.
Слово взял Погосян:
— Мы пошли в спортбар, а он полный! Но бармен нашел нам места, правда стоячие. Так вот, началась прямая трансляция в шесть…
— Значит, уже не прямая, — поправил я. — Прямая была бы в полпятого, разница во времени с Глазго — два часа.
— Плевать, — махнул рукой он. — Короче, когда тебя слепили и ты пропускал, рядом один бык был, говорил, что ты безрукий, то-се…
— Короче, Матвеич ему в бубен настучал! — похвастался Гусак.
— Менты приехали и — ничего! — перебил его Гусак. — За нас были потому что.
Микроб встал с лавки и направился в душ, я присмотрелся к нему и заметил, что он вроде как подрос, и не микроб уже, а как минимум вольвокс. Сантиметров пять прибавил в росте, и это за два месяца! Надо попросить, чтобы помедленнее рос, а то привлекает внимание, и его могут вычислить.
— Вы молодцы, что на седьмое место в таблице поднялись. Орлы! — я огляделся. — А где Лев Витаутович? Давно с ним не виделся. Как он?
— Да как и раньше, — ко мне протолкнулся Димидко. — Только задумчивый стал. Но это не помешало ему выбить себе кабинет и нам условия, как и в прошлом году.
— А тебя как наградили? — спросил нависающий надо мной Игнат.
— Подарили тур по Англии, — улыбнулся я. — Купание в Кельтском море.
— Денег столько дали? — спросил Жека.
— Много, — ответил я, но Жека не успокоился.
— Двести?
Я улыбнулся и ничего не ответил. Игнат возмутился:
— Ну че ты жмешься-то?
— Это его дело, — пробасил Синяк.
— Боится, что тебя от зависти разорвет, — сострил Микроб.
Жека аж позеленел, но промолчал. Больше всего на свете он хотел оказаться на моем месте. Наверное, считал несправедливым то, что такой гениальный футболист, как он, остается в тени и вынужден играть в Первой лиге.
Последний дебаф помог понять, как воспринимают мир такие люди, и чего от них ждать: ничего хорошего, предадут, как только им станет это выгодно. Потому здорово, что вернулся Левашов.
Все роились вокруг меня, как осы над продавцом сладостей, что идет по пляжу и орет «па-ахлава медовая». Говорили парни наперебой, и не всегда удавалось понять, кто о чем.
Наконец все голоса перекрыл рев Погосяна:
— Сан Саныч! Раз такое дело, айда в бар! Пропустим по коктейлю.
Поймав строгий взгляд Димидко, он выставил перед собой руки и попятился.
— Шучу, шучу! Молочного, конечно же!
— Но прежде мне нужно повидаться с Витаутовичем, — я пристально посмотрел на Микроба, он понял, что мне нужно, и сказал:
— Он как раз меня звал, что-то сказать хотел. Идем провожу.
— Эй, Нерушимый! — окликнул меня Сан Саныч. — Ты приказ-то подпиши, его в отдел кадров сдать надо. Я тебе ксерокс сделаю, понимаю, событие-то легендарное.
Я взял ручку, любезно предоставленную непонятно откуда появившимся Древним, поставил автограф, отдал Сан Санычу приказ. Расставаться с ним очень не хотелось, но что поделать.
— Ждем тебя в «Чемпионе», — сказал Погосян.
Сумки я оставил в раздевалке, и мы с Микробом пошли к Витаутовичу.
— На море хочется, — пожаловался Микроб. — Только два раза был в детстве, так понравилось! В Евпаторию бы опять! — Он вздохнул.
— Ты вырос, — констатировал я. — И это заметно. Очень заметно.
— Да я ж всего пять сантиметров прибавил, потому что скоро ничего нельзя будет сделать с ростом, двадцать три стукнет, а после этого возраста не растут, а так — уже метр семьдесят, а не метр шестьдесят пять. Еще пара сантиметров — и хватит. А то все девчонки выше меня
— Но не за два месяца на пять сэмэ. Я серьезно. Если вычислят, затаскают потом, и жизни тебе не будет.
Микроб вздохнул.
— Да я и так на поле не особо-то выпендриваюсь, только когда совсем прижмет…
— Ага, на три позиции поднялись. Но то ладно. Нам очень повезло с Витаутовичем, потому что он — за нас, хотя мог бы доложить, что обнаружены новые… ты понял.
— Это да. В общем, рад, что ты вернулся! Без тебя — тоска, и поговорить не с кем, все гы-гы да га-га.
— Да-да, понимаю, — я пропел: — «Вокруг меня чужие люди, у них совсем другая игра»…
Микроб хохотнул, пожал мне руку.
— Вот! Именно так. Я-то теперь не такой, как они.
О, как же хотелось ему рассказать про Энн и крота, и что я теперь сотрудничаю с БР, но вспомнился документ, который я подписывал. Секретную информацию разглашать нельзя. Странно, что Энн у меня ничего об одаренных не спрашивала. Наверное, знала, что простые смертные не в курсе.
Кабинет Витаутовича находился на втором этаже спорткомплекса прямо над столовой, а на двери рядом красовалась табличка: «Димидко А. А.»
— Ух ты, у Саныча тоже кабинет?
Микроб махнул рукой и ответил прежде, чем постучать к Тирликасу.
— Он там не появляется. Это так, для солидности.
— Входите, — донесся до боли знакомый голос, и мы с Микробом переступили порог.
Увидев меня, Тирликас глазам своим не поверил, растерянно заморгал и поднялся.
— Добрый вечер, Лев Витаутович, — я шагнул к столу и протянул руку. — Рад видеть вас в добром здравии.
Огромный рот Тирликаса растянулся в улыбке, мелкие морщины избороздили щеки. Он ответил на рукопожатие, а потом шагнул навстречу, сгреб меня в объятия и похлопал по спине.
— Тоже рад, Саня! — Он отодвинулся и посмотрел так, словно у меня выросли рога или огромный нос, и он это внимательно изучал. — Сто лет тебя не видел.
— Мне уйти или остаться? — спросил Микроб, наблюдающий за нами у входа.
Тирликас кивком велел ему удалиться, положил телефон в ящик стола и подошел к окну, откуда открывался вид на стоянку.
— Как видишь, все обошлось, но два месяца провел, вообще как в тумане, в марте-апреле проблески сознания, ну и теперь память просела… Как вообще произошло такое дерьмо? Чтобы Шуйский… — Он помотал головой. — До
