— Оставь меня в покое, Луис, — говорю я резко сквозь подушку. — No estes chingando.
— Я и не подъе*ываюсь к тебе. Мама сказала разбудить тебя, чтобы ты не опоздал в школу.
Последний год. Я должен гордиться, я буду первым представителем семьи Фуэнтес, который закончит школу. Но после выпускного, начнется настоящая жизнь. Колледж, это просто мечта. Выпускной класс для меня, как вечеринка по поводу выхода на пенсию для шестидесятипятилетнего. Ты знаешь, что можешь сделать больше, но все ждут, когда же ты все бросишь.
— Я полностью одет в новое.
— Цыпочки не смогут устоять перед этим латиноамериканским жеребцом, — доносится до меня через подушку голос Луиса.
— Рад за тебя, — бормочу я.
— Мама сказала, что я должен вылить на тебя этот кувшин воды, если ты не встанешь.
Уединение, неужели я многого прошу? Взявшись за край подушки, я швыряю ее через комнату. Прямое попадание. Он мокрый с головы до ног.
— Culero! — орет он на меня. — Это единственная моя новая одежда!
Звук хохота доносится со стороны двери. Карлос, второй мой брат, хохочет как идиотская гиена. До того момента, как Луис запрыгивает на него. Я наблюдаю за тем, как разгорающаяся драка начинает выходить из-под контроля, когда мои младшие братья начинают мутузить друг друга все сильней.
«Они хорошие борцы», — думаю я с гордостью, но поскольку именно я старший в доме, это моя обязанность остановить все это. Я хватаю за воротник Карлоса, но, запнувшись о ноги Луиса, лечу на пол вместе с ними.
Прежде, чем я восстанавливаю собственное равновесие, холодная как лед вода обрушивается мне на спину. Мгновенно повернувшись, я вижу mi'ama, поливающую нас троих из кувшина. Мама уже одета в свою униформу, она работает кассиром в местном гастрономе, примерно в паре кварталов от нашего дома. Там не платят дофига бабла, но нам много и не нужно.
— Вставайте, — приказывает она, в ее голосе слышится полная сила ее гнева.
— Черт, ма, — говорит Карлос, поднимаясь.
Mi'ama опускает руку в кувшин и брызгает ею в лицо Карлоса. Луис смеется, И прежде, чем он успевает опомниться, получает свою дозу ледяных брызг. Когда они хоть чему-нибудь научатся?
— Хочешь еще, Луис?" спрашивает она.
— Нет, мэм, — говорит Луис, вставая по стойке смирно, как солдат.
— Будут еще каверзные слова, Карлос? — Она снова погружает свою руку в воду, предостерегая.
— Нет, мэм, — произносит второй солдат.
— А что насчет тебя, Алехандро? — ее глаза превращаются в щелки, когда она поворачивается ко мне.
— Что? Я только пытался разнять их, — произношу я невинно, при этом улыбаясь своей ты-не-сможешь-устоять улыбкой.
Она брызгает водой мне в лицо.
— Это за то, что не разнял их раньше. А теперь одевайтесь, и идите завтракать.
Вот тебе и ты-не-сможешь-устоять улыбка.
— Ты все равно нас любишь, — кричу я после того, как она выходит из спальни.
После душа, я возвращаюсь в свою комнату с полотенцем, обернутым вокруг бедер и замечаю Луиса с одной из моих бандан на голове. У меня в желудке что-то переворачивается.
Срываю ее с его головы:
— Никогда не прикасайся к этому, Луис.
— Почему нет? — спрашивает он, невинно глядя на меня своими карими глазами.
Для Луиса — это просто бандана, для меня же, символ того, что есть и чего никогда не случится. И как, скажите на милость, можно это объяснить одиннадцатилетнему ребенку? Он знает кто я такой. Ни для кого не секрет, что бандана имеет цвета Кровавых Латино. Чувство мщения затянуло меня туда, и теперь выхода нет. Но я умру прежде, чем одного из моих братьев засосет туда.
Скомкав в руке бандану, я говорю:
— Луис, не прикасайся к моим шмоткам, особенно к Кровавым вещам.
— Мне нравятся красный и черный цвета.
Это последнее, что мне хочется услышать.
— Если я еще раз тебя поймаю, когда ты оденешь это, ты будешь представлять собой черно-синее полотно. Понял, братишка?
Он пожимает плечами.
— Ок, я понял.
Но когда он выходит из комнаты, подпрыгивая на ходу, я очень сомневаюсь, понял ли он на самом деле. Я прекращаю думать об этом, вытаскивая из комода черную футболку и натягивая поношенные, полинялые джинсы. Завязывая бандану на своей голове, я слышу голос mi'ama с кухни.
— Алехандро, иди кушать, пока еда совсем не остыла. Поторапливайся.
— Иду, — отвечаю я. Я никогда не понимал, почему еда так важна в ее жизни. Мои братья уже заняты уплетанием завтрака, когда я захожу на кухню. Открыв холодильник, я изучаю его содержимое.
— Садись.
— Ма, я просто перехвачу…
— Ничего ты не перехватишь, Алехандро. Садись. Мы семья и мы будем завтракать подобающе.
Вздохнув, закрываю дверь холодильника и сажусь рядом с Карлосом. Иногда быть частью семьи имеет свои недостатки. Mi'ama ставит напротив огромную тарелку с juevos и tortillas.
— Почему ты не зовешь меня Алекс? — спрашиваю я, впиваясь взглядом в еду передо мной.
— Если бы мне хотелось звать тебя Алекс, я бы не утруждала себя, называя тебя Алехандро. Тебе не нравится твое имя?
Я напрягаюсь. Меня назвали в честь отца, которого больше нет в живых, оставившего мне ответственность быть, так называемым, мужчиной в доме. Алехандро, Алехандро Младший… одно и то же для меня.
— Это имеет значение? — произношу я, берясь за tortilla. Поднимаю взгляд, пытаясь прочесть ее реакцию.
Она стоит спиной ко мне, моя посуду.
— Нет.
— Алекс пытается казаться белым, — вклинивается Карлос. — Ты можешь сменить имя, брат. Но никто не спутает тебя ни с кем, кроме Mexicano.
— Carlos, collate la boca, — предупреждаю я.
Я не хочу быть белым. Просто не хочу, чтобы меня связывали с отцом.
— Por favor, вы двое, — просит мама, — хватит склок для одного дня.
— Mojado, — выдыхает Карлос, добавляя огня, назвав меня мокрым.
С меня достаточно Карлоса, он зашел слишком далеко. Я поднимаюсь, мой стул царапает пол. Карлос также вскакивает и становится напротив меня, сокращая расстояние между нами. Он знает, что я могу надрать ему задницу. Его внутреннее эго когда-нибудь станет причиной многих неприятностей.
— Карлос, сядь, — приказывает mi'ama.
— К тому же, es un Ganguero.
— Карлос! — резко произносит mi'ama, но я становлюсь между ними и хватаю брата за шиворот.
— Именно это все и думают обо мне, — говорю я. — А ты продолжай нести чушь и все будут думать про тебя-то же самое.
