Книга Позволь ей уйти - Юлия Монакова

— Было бы ради кого… Блин, Пашка, я реально не понимаю, с какой радости ты из-за неё себе вечно нервы мотаешь и сердце рвёшь. Вы ведь даже не пара. Не парень с девушкой.

— Мы друзья, а это намного важнее, — сухо отозвался Павел.

— Да что это за дружба, на хрен, когда она тупо пользуется твоей добротой, а ты только и делаешь, что вытаскиваешь её из разномастных куч всевозможного дерьма, в которые она всякий раз с удовольствием вляпывается?!

— Ты не поймёшь, Тём, — вздохнул Павел. — Тут всё сложно. Я знаю Милку почти всю свою жизнь, и она была практически единственной, кто поддержал меня, когда я оказался в детском доме… в общем, забей. Это наши с ней дела, наши долги, а ты… ты просто не бери в голову.

— Да я-то что, — недовольно проворчал Артём. — Мне до твоей Милки дела нет. Откровенно говоря, она просто стерва. Сука бессердечная! А вот на тебя смотреть больно… Сердце кровью обливается! — шутливо провыл он и тут же изобразил комическую пантомиму, будто вырывает из собственной груди окровавленное сердце и нежно баюкает его в ладошках.

Павел впервые появлялся на сцене во время Мазурки на балу и дальше был занят до самого финала спектакля. В этот раз он не чувствовал даже естественного в таких случаях волнения, просто добросовестно исполнял всё, что от него требовалось, ни разу не сбившись, а мысли его по-прежнему были далеко отсюда… Ей-богу, на генеральном прогоне он и то больше нервничал.

Во время Адажио — дуэтного танца Золушки и Принца — даже партнёрша забеспокоилась, всё ли с ним в порядке.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она, почти не шевеля губами, на которых застыла приклеенная улыбка.

— Да. А в чём дело? — коротко отозвался он, придерживая приму за руку и медленно вращая её в арабеске.*

— Танцуешь сносно, а вот выглядишь, честно говоря, паршиво… Будто вот-вот в обморок рухнешь.

Павел подхватил её за талию, с кажущейся лёгкостью поднимая в верхнюю поддержку.

— Ты ничего себе случаем не потянул, не порвал и не сломал? — настойчиво продолжала допытываться она, когда её ноги вновь коснулись сцены.

— Я в порядке, Насть. Правда, — заверил он, справляясь со сбившимся дыханием.

Он не помнил, как дотянул свою партию до финала. Доволок, как нерадивый грузчик тащит чужую мебель, не особо заботясь о том, чтобы сохранить её целой и невредимой.

Пришёл в себя лишь после Аморозо в конце третьего акта — апофеоза всего балета, когда наконец опустился занавес и зал взорвался аплодисментами и воплями “Браво!”.

Павел с трудом выдержал финальный поклон, изнывая от желания поскорее смыться. Он даже не стал переодеваться — так и помчался вниз в образе Принца, всё ещё загримированный и разгорячённый после спектакля, чтобы услышать от вахтёрши очередное безжалостное: “Елисеева не объявлялась”.

Уже без всякой надежды он вновь набрал Милин номер и — о чудо! — после пятого гудка она наконец-то соизволила ответить.

— Привет, Паш, — как ни в чём ни бывало поздоровалась с ним она. — Как ты? Как делишки?

Фоном её жизнерадостному голосу звучали громкая музыка, чей-то смех и звуки прочего бурного веселья. Павел даже не сразу нашёлся, что ей сказать.

— Ты охренела? — выдавил он наконец севшим голосом. — Ты же сама мне звонила и рыдала взахлёб пару часов назад…

— Ах, это, — беззаботно прощебетала Мила. — Теперь уже всё хорошо. Всё отлично, жизнь прекрасна и удивительна, Пашечка!

— Где ты сейчас? — он сглотнул. — С кем?

— Да так… с друзьями развлекаемся, — беззаботно отозвалась она. Павел знал цену этой мнимой беззаботности.

— Надеюсь, никакой травы и прочих глупостей? — жёстко спросил он. — Слушай, Мил, я порядком задолбался всякий раз тебя отмазывать.

— Ну что ты! У нас всё чинно-благородно… Мы даже не пьём. Только лимонад! — и снова взрыв безудержного хохота.

— Так ты не приедешь?

— Куда? — недоумевающе спросила она.

— Ты собиралась ко мне в театр, — напомнил он, стараясь не сорваться на крик. Его буквально трясло от злости на эту дрянь, на которую сегодня было потрачено столько нервных клеток.

— Нет, сегодня никак, извини, я же сказала, что тусуюсь с друзьями. Но как-нибудь на неделе надо увидеться, да?.. Я соскучилась.

Разумеется, тем, как прошла его премьера, Мила даже не поинтересовалась. Скорее всего, эта незначительная мелочь просто вылетела у неё из головы. Правильно сказал Артём — она просто бессердечная сука.

— Алло, Паш, ты куда пропал?.. Не слышу тебя, — позвала Мила.

— Приятного вечера. Развлекайся! — выдохнул он в ярости, завершая вызов.

Повертел телефон в руках, а затем со всей дури швырнул его прямёхонько в противоположную стену.

…Она всегда появлялась не к месту, некстати и не вовремя.

Звонила именно в те моменты, когда он совершенно не мог разговаривать. Требовала внимания именно тогда, когда его голова была занята собственными заботами. Возникала на пороге, когда он торопился уходить и не в состоянии был уделить ей ни секунды.

Она бесцеремонно врывалась в его жизнь и с облегчением обрушивала на него град своих проблем, зная, что Пашка обязательно разрулит. Поможет. Вытащит. И как бы он ни был занят, как бы ни спешил и о чём бы сейчас ни думал — ради Милы он бросал все дела и сломя голову мчался на помощь, чтобы собственноручно утереть слёзы с этого милого кукольного личика.

Он до трясучки ненавидел её — за эгоистичную требовательность и нечуткость к другим, зацикленность на себе и наивное убеждение, что все ей должны. Ненавидел — но никогда, ни единого раза, не отказал в помощи. Просто не мог, не имел права оставить её одну…

Слишком уж через многое они вместе прошли.

___________________________

* Арабеск (от фр. arabesque — “арабский”) — одна из основных поз классического танца. Выполнение в чистом виде: опорная нога стоит на целой ступне, на полупальцах или на пальцах (пуантах), а рабочая нога поднята на 30°, 45°, 90° или 120° вверх с вытянутым коленом. Позу можно бесконечно варьировать, что придаёт ей большие возможности. Изменения в позициях ног и рук, положении спины, головы, направленности взгляда влечёт за собой преображение выразительной сути арабеска.