Бережная замолкает, а его губы изгибаются в подобии улыбки, глаза при этом остаются холодными. В них пусто.
— Тогда, может, свалишь отсюда? — выгибаю бровь. — Нам тоже твоя компания не слишком приятна. У нас тут своя атмосфера, если ты не заметил.
— За себя говори, Токарева, — встревает Виталик-подпевала, а Леся испуганно дергает меня за руку.
— Что ты сказала? — Панкратов подается чуть вперед, просто пригвождая меня взглядом к диванчику. Даже если я захочу встать, не смогу.
— Проблемы со слухом? — вновь хватаю маску напускной бравады, стараясь залезть в нее как можно глубже.
Медленно вхожу в раж, что плохо. Остановиться будет нелегко. Терпеть не могу таких самовлюбленных типов.
— Смотри, чтобы у тебя не возникло проблем, — его голос резонирует с выражением лица. Такая грубая, вкрадчивая подача и полное безразличие на лице. Ни единой эмоции.
Бережная чуть дергается и хочет встать. Спешит уйти. Чувствую это ее желание слишком остро. Она всегда такая — забитая и тихая. Просто не представляю, что сподвигло ее на реплику в адрес этого хама.
Крепко сжимаю Леськину руку.
— Даже не думай, — сквозь зубы. — Не ведись на этот бред, Олеся, — говорю с нажимом.
Спустя время атмосфера становится менее напряженной. Панкратов исчезает где-то за барной стойкой, но я продолжаю ловить на себе его взгляды.
Ребята снова начинают болтать и смеяться. Кто-то уходит танцевать, а я сижу, будто меня приложили по голове чем-то тяжелым.
Лесе звонят, и она, сто раз извинившись, сбегает на улицу. Ее отчим снова закручивает гайки. Тоталитаризм в действии.
Мы быстро спускаемся по лестнице и, притормозив у входа, размеренно шагаем к уже подъехавшей за ней машине.
— Удачи, — шепчу ей на ухо и целую в щеку.
Пару минут слежу за отъезжающей иномаркой. А когда поворачиваю голову, моментально покрываюсь колкими мурашками. Вздрагиваю.
Он стоит за моей спиной.
— Так кто ты такая? — его вкрадчивый голос словно надвигающаяся темнота. Черная дыра, которая в любой момент может стереть с лица земли.
Панкратов снова прищуривается и не церемонясь толкает меня к стенке.
— Ты совсем? — впечатываюсь в холодную поверхность, начиная паниковать.
Ловушка.
Он затолкнул меня в самый угол. Подальше от людей.
Сам стоит напротив. Очень близко. Мне кажется, я чувствую тепло его тела.
Панкратов оценивающе осматривает меня с ног до головы и снова кривит свою рожу в насмешке. Такая гаденькая улыбка, от которой начинаешь чувствовать себя предметом. Не человеком, а вещью. Он и смотрит на меня именно так, обезличивает.
Трогает. Без всякого стеснения оттягивает ворот моего платья, а потом грубо и больно впивается пальцами в изгиб талии.
Пытаюсь вскрикнуть, но мой рот моментально накрывает его ладонь.
— Харе дергаться.
— Пусти… — все, что могу выдать, когда он убирает руку от моего лица.
— Вечер только начинается. Думаю, мы продолжим знакомство в другой плоскости, — уголки его губ заостряются в подобии улыбки, — я видел, как ты смотрела на мои часы, — проводит рукой перед глазами. — Деньгами не обижу.
— Совсем больной? — пытаюсь вырваться, но он лишь сильнее сдавливает мое тело. Пригвождает к стене, просовывая ногу между коленями.
— А разве ты тут не за этим? — выгибает бровь.
Нет, это точно параллельная вселенная. Абсурд какой-то. Дыхание перехватывает. Я слышу стук собственного сердца. Так громко оно заходится в ритме учащенных ударов…
Страшно. Мышцы сводит от испуга, и я дергаюсь, словно в конвульсии.
Моя вечная, набитая до оскомин бравада тает. Я сталкиваюсь со своими страхами лицом к лицу.
— Мой отец сотрет тебя в порошок, — шиплю, но моя угроза на него не действует.
— Хорош строить из себя недотрогу, — снова дергает за вырез платья-рубашки, и мелкие пуговички летят мне под ноги. — Прокатимся.
Я не успеваю пикнуть, как он засовывает меня в черную тонированную машину, что все это время стояла в паре шагов.
3— Что ты делаешь? Это преступление, слышишь? Преступление!
Ору на всю улицу, но только внимания никто не обращает. Даже охрана, что стоит на входе, просто-напросто игнорирует его выходку. Мой крик развеивается в воздухе, а дверь в машине захлопывается.
— Рот закрой, — резко тянет меня на себя, и я в мгновение пропитываюсь запахом его довольно резкого парфюма.
Кожу на шее режет от впивающейся колючей бирки.
— Ты не в себе? Боже, — зарываюсь пальцами в свои волосы. — Пусти, я не та, за кого ты меня принял! — ору ему в лицо и, кажется, даже умудряюсь поцарапать кожу на небритой щеке.
От моих действий его взгляд темнеет, но словесно он упускает этот момент. Разве что крепче сжимает запястье.
— Ей никогда не поздно стать. Я заплачу. Вы все одинаковые, — пожимает плечами, отталкивая меня обратно на сиденье. — Валера, поехали.
Бросаю умоляющий взгляд на водителя, но тот словно каменная статуя. Делает вид, что тут вообще кроме него никого нет. Пусто.
— Ты об этом пожалеешь, понял? — выплевываю ему в лицо и сразу же оказываюсь под действием его хмурого взгляда.
— Не думаю.
Больше он не говорит. Повисает молчание.
За довольно плотной тонировкой начинают мелькать здания. Машина набирает скорость. Подтягиваю колени к груди. Мне просто нужно придумать план. Вот и все…
— Зачем тебе это? — спрашиваю, изо всех сил стараясь не икать от страха.
Я-то знаю, что никто его в порошок не сотрет и ни за что он не поплатится. Нету у меня никакого отца, который бы мог быть на такое способен.
— Скучно, — лениво ведет плечом.
— Скучно?!
Мои глаза вылезают из орбит. Ему скучно! Серьезно? Это же… это…
Я так и остаюсь сидеть с приоткрытым ртом от услышанных слов. Меня трясет. Все вокруг просто теряет смысл.
Ему скучно, и он готов сделать со мной все, что ему вздумается…
Разве так бывает?
— Пореви для приличия, — лениво вытаскивает из пачки сигарету, смотрит на нее и убирает обратно. — Подави на жалость. Влезла в роль, играй до конца.
— Пошел ты. Словно это поможет.
— Правильно, не поможет. Верно мыслишь, кукла.
— Сам ты… козел.
Его поблескивающие в полутьме глаза точно рассекают меня напополам. Я обжигаюсь его взглядом. Острым и колючим.
