Отец, говорят, что ты пропал в море. Если ты пропал – тебя можно найти. Пожалуйста, найдись как можно скорее…
…и вернись домой, пожалуйста. С любовью, Дилли
Она поцеловала бумагу – очень осторожно, чтобы чернила не размазались – и помахала ею в воздухе, чтобы высушить. Потом туго скатала свиток и запечатала в миниатюрной стеклянной бутылочке пробкой и сургучом.
Корделия бережно вытащила Агату из вольера и привязала бутылочку к её лапке. Она чувствовала, как быстро трепыхается птичье сердечко.
– К Просперо, к Просперо! – прошептала Корделия, будто заклинание.
Она широко распахнула окно, и Агата выпорхнула на улицу. Корделия высунулась наружу, наблюдая за ней, пока птица не превратилась в бледную крапинку над свежеомытыми дождём лондонскими домами.
– Кордилли?
В дверном проёме стоял, потирая помятое со сна лицо, дядюшка Тибериус. Он напоминал медведя, которого слишком рано разбудили из спячки.
– Ты в порядке, малютка? – мягко спросил он обычно грохочущим голосом.
– Да, дядюшка, – ответила Корделия. – Я только что отправила послание отцу.
Плечи дядюшки Тибериуса поникли.
– Ох, Корделия, милая моя девочка, – сказал он.
– Понимаешь, – объяснила Корделия, – если он пропал в море, значит, его можно найти. Так что я послала Агату найти его.
– Малютка Шляпник, – с тяжестью в голосе произнёс дядюшка Тибериус, – когда мать Поискового Голубя… погибает… бедный сбитый с толку голубь просто улетает… и больше не возвращается.
Глаза дядюшки Тибериуса внезапно заблестели, и он высморкался в зелёный шёлковый платок.
– Не плачь, дядюшка! – сказала Корделия, залезая на стул, чтобы похлопать его по сотрясающемуся плечу. – Агата найдёт отца. Он не погиб – он просто пропал, а это совершенно разные вещи.
Дядя Тибериус вытер глаза.
– Ну же, выше нос! – Корделия улыбнулась. – Мы должны закончить творить Шляпу Концентрации для короля. Нас будут ждать во дворце!
Обычно в день, когда Шляпникам предстояло доставить шляпу во дворец, весь дом гудел от веселья и хаоса. Но в то утро все, за исключением Корделии, были одеты в траур и двигались очень медленно, а глаза у них сильно покраснели. Кух положила в овсянку Корделии побольше мёда и крепко чмокнула её в макушку.
Джонс, кучер Шляпников, заглядывал в дом, прислонившись к кухонному окну, с чашкой чая в руке. Он был одет в элегантную синюю форму и чернильно-чёрную треуголку, а на лице у него читалась хмурость.
Бледная тётушка Ариадна, сидящая во главе стола, откусила сухой краешек тоста. Она поправила побег руты на своей чёрной Шляпе Скорби и сказала:
– Прости, что нам приходится идти во дворец сегодня, Корделия, моя смелая девочка. В том, чтобы быть Шляпниками Короны, есть свои тяготы, и долг всегда зовёт.
– И нельзя, чтобы проклятые Башмачники обставили нас. Или эти жеманные Перчаткотворцы, если уж на то пошло, – прорычал дядюшка Тибериус, угрюмо помешивая овсянку.
– Или Часотворцы с Плащетворцами! – подхватила Корделия.
– Щёголи и фанфароны, – пробурчал дядюшка Тибериус.
– Да и к тому же, – договорила Корделия, – отец хотел бы, чтобы мы пошли.
Губы тётушки Ариадны слегка затряслись.
– Мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы закончить шляпу, даже без особого ингредиента, который вёз домой Просперо.
– А что это был за ингредиент? – спросила Корделия.
– Перо с уха Афинской Совы из Платонических лесов, – ответил дядюшка Тибериус. – Мудрейшая птица в мире: улетает на огромные расстояния, чтобы избежать людского общества. Оно помогло бы королю полностью сосредоточиться на работе и укрепило бы в нём стремление оставаться непотревоженным.
