Ее всхлипы и мольбы о большем вместе с влажными звуками ее удовольствия смешиваются с моими собственными стонами восторга, пока она не превращается в клубок напряжения.
— О Боже. Сейчас…! Я…
Я знаю, что происходит, хотя она не может вымолвить ни слова. Невозможно пропустить пульсацию на моем языке и губах, когда она кончает. Мы оба лежим, затаив дыхание, и я более чем уверен, что влюблен в эту женщину, когда она смотрит на меня сверху вниз, а я целую ее живот.
— Это было потрясающе, — произносит она тихо с придыханием. Еще больше всхлипов вырывается из нее, когда я обхватываю губами один сосок и посасываю.
— Снимай джинсы.
Я отпускаю ее идеальную грудь с хлопком и ищу в ее глазах какую-либо форму сомнения. Я ничего не нахожу, скорее всего потому, что она все еще пьяна и находится в оргазмическом кайфе.
Ее удовольствие — это все, что мне было нужно сегодня. Не так ли?… В следующую секунду я слезаю с кровати и…
1НАСТЯ
14 лет назад
— Мамочка!
Я вскакиваю из-за стола и несусь в спальню с первым же криком. К тому времени, как Паша кричит во второй раз, я уже в комнате и бросаюсь к его кровати. Он не успевает закричать в третий раз, потому что я обнимаю его и успокаиваю, прижимая к груди.
— Ш-ш-ш, — повторяю я снова и снова, пока восьмилетний ребенок всхлипывает. — Все хорошо.
Его слезы пропитывают мою рубашку, но меня это не беспокоит. Его маленькие кулачки хватаются за мою одежду, как будто он боится, что я оставлю его, пока он так напуган.
— Бабайка, — бормочет он, когда слезы немного утихают.
— Здесь нет никакого бабайки, Паша, — держу его крошечную фигурку, поднимаюсь с кровати и включаю ночник на тумбочке. — Смотри. Видишь, другие детки спят и не боятся. Здесь больше никакого нет.
Точно так же, как я уже делала это, когда у него были ночные кошмары, я тихонько ношу его по комнате, чтобы показать ему, что каждый угол, включая шкаф, свободен от монстров.
— Я так рад, что ты здесь, мамочка, — он произносит шепотом, борясь со сном.
Длинные ресницы трепещут на его щеках, пока я провожу рукой по его голове. В первый раз, когда он назвал меня мамой, я поправила его, но это, казалось, вызвало больше проблем, чем решило. Когда он расстроен, его нелегко урезонить. Поговорив с моим отцом, который работает педиатром в этом детском доме, я поняла, что это нормально для детей — быть дезориентированными, когда они просыпаются от кошмара. До тех пор, пока он не назвал меня мамой, во время бодрствования, ничего страшного не произошло.
— Я женюсь на тебе, когда вырасту, — бормочет он в полусне.
Мои губы растягиваются в улыбке, когда сон, наконец, затягивает его. Я не собираюсь спорить с восьмилеткой о своих планах никогда не выходить замуж. Я слишком сосредоточена на себе и своих целях, чтобы заботиться о каком-то мужчине, но слышать уверенность в его голосе в таком юном возрасте смешно.
Я остаюсь рядом с ним на его крошечной кровати еще некоторое время. Поправляя одеяло у мальчика на соседней кроватке, я выхожу из комнаты, бросая последний взгляд, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, прежде чем вернуться к своим конспектам для поступления в медицинский институт.
— Еще один кошмар? — спрашивает нянечка.
— Да, — киваю я. — Но он снова заснул. Я бы не стала ждать, надо сразу сказать моему папе об этом. Каждый раз, когда ему снятся кошмары, это потому, что он начинает заболевать.
Мой отец, Лазарь Моисеевич Бауман, врач общей практики. Моя мать, Елена — медсестра, поэтому логично, что медицина у меня в крови. Я поставила перед собой гораздо более высокую цель и не успокоюсь, пока не получу звание хирурга напротив своего имени.
— Однажды ты станешь потрясающей матерью, — хвалит меня нянечка.
— Нет, — говорю я ей, собирая разметавшиеся по столу тетради. — Я не собираюсь становиться матерью.
— Тебе всего шестнадцать, не в скором времени, но обязательно станешь, — говорит она, широко улыбаясь, и качает головой.
2ХАРЛЕЙ
Настоящее время
— Итак, — начинаю я, когда мы подъезжаем с Чили к зданию многопрофильной больницы. — Оно стоило того? — киваю я на его забинтованную руку.
Андрей с необычным для бойца смешанных единоборств ММА прозвищем — "Чили", в прошлые выходные участвовал в бое без перчаток и, как следствие, получил серьезную травму запястья.
— Ну я же победил. Значит стоило! — его ухмылка, застывшая на лице, теперь, кажется, достигла его глаз. — Спасибо, что подбросил до больницы.
Не могу сказать, что он мне друг. Мы слишком разные. Последние два года я живу в одном доме с ним и другими парнями из «Беркут-секьюрити». Это бывший дом Максима Воронцова, нашего общего босса, которые дал мне очень много после моего выпуска из детского дома. Я обязан ему работой в его автосервисе, домом и моим железным другом — большим хромированным Харлеем.
— В следующую пятницу у Рустама в клубе презентация новых девочек. Пойдешь с нами?
— Пожалуй и на этот раз откажусь, но спасибо за приглашение, — отвечаю, пожимая плечами.
Как бы весело это ни было, мне нравится погоня. Стриптизерши Рустама любят «Беркутов» и после смены в стриптиз-клубе часто возвращаются с ними домой за получением удовольствия.
Не подумайте ничего плохого. Рустам делает все возможное, чтобы убедится, что его девочки не продают себя. И он следит, чтобы они оставались чистыми. Никаких наркотиков. Никакой проституции. Он заботится о них. Хотите верьте. Хотите нет. С парнями из «Беркут-секьюрити» они зависают по доброй воле.
Я не ханжа. Парням это нравится, девушкам это нравится. Я же получаю больше удовольствия от охоты, когда мне нужно убедить женщину, что выбрать меня на ночь — это то, что ей нужно.
Мы оба вылезаем из машины и направляемся к главному входу больницы.
— Неужели, ты все еще сохнешь по той девчонке, Харлей? Или Кристина теперь просто призрак из твоего прошлого? — спрашивает он, когда мы подходим к лифту.
