Во-вторых — если у него есть кабинет, то наверняка есть исекретарша. Но звонит мне не она, а Лариса. Что это значит?
Это значит, что Лариса и сама напугана, не знает, чего ждатьот нового начальника, и хочет предупредить меня, чтобы я была в разговоре с нимпредельно бдительна и не вздумала наболтать лишнего. Особенно про своенепосредственное начальство — про нее, Ларису Ивановну, единственную инеповторимую.
Возник и еще один маленький вопрос — я не знала, гденаходится кабинет Меликханова. Но задать такой вопрос Ларисе нельзя: онаобольет меня презрением, намекнет на мою тупость, граничащую спрофнепригодностью, и вообще может поставить вопрос о моем увольнении.Действительно, как можно не знать, где находится кабинет главного босса?
Очень даже просто, если еще вчера этого кабинета не было.Как и самого босса.
Время уже подходило к десяти тридцати. Я сложила в папкусамые необходимые (на мой взгляд) бумаги, встала из-за стола и выскочила вкоридор.
Строго говоря, я не сомневалась, что никакие бумаги мне непонадобятся.
Новый шеф наверняка просто хочет познакомиться с персоналом,а точнее — хочет показать нам, какой он суровый и беспощадный. Серый волксобирается продемонстрировать свои клыки. Но появиться у него без бумаг — этозначило бы показать свою несерьезность, легкомысленное отношение к работе. Атак — пожалуйста, я ко всему готова, спрашивайте — отвечаем.
Надо только найти, где этот кровожадный корпоративный монстробосновался.
Спрашивать у Ларисы, как уже сказано, нельзя, поэтомупридется сыграть в игру «пойди туда — не знаю куда».
Я напрягла свои извилины и пришла к единственному возможномувыводу: Меликханов наверняка занял самый лучший кабинет — кабинет нашегоуправляющего Антона Степановича. А тот, в свою очередь, потеснил кого-нибудь изсвоих замов.
Я добежала до лифта, поднялась на четвертый этаж,облюбованный нашим банковским начальством, прошла к кабинету управляющего иубедилась в своей правоте: на двери, поверх старой таблички, была косоукреплена новая, наспех отпечатанная на принтере — «Управляющий филиалом И. А.Меликханов».
Я перевела дыхание, взглянула на часы, сосчитала до десяти итолкнула дверь.
Секретарь Лидия Петровна сидела на своем месте. Значит, нашшеф передал ее Меликханову вместе с кабинетом. Выглядела она очень озабоченной.
— Лидия Петровна, — проговорила я, входя, —меня вызывали на половину одиннадцатого…
Она не ответила, только махнула рукой в сторону кабинета —мол, проходи…
За массивным столом Антона Степановича сидел тот самыйбритый мужик, которого я встретила в холле. Впрочем, могла бы и догадаться — повыражению верноподданнического идиотизма, появившегося при его появлении налице охранника.
И снова при виде этого человека на меня неожиданно накатиладурнота. Снова у меня зазвенело в ушах, снова задрожали руки, на лбу выступилаиспарина. Ноги резко ослабели, и, может быть, они просто подкосились бы, но, ксчастью, Меликханов поднял на меня глаза и проговорил:
— Садитесь, пожалуйста.
Я не села — я буквально свалилась в кресло. К счастью, онэтого, кажется, не заметил.
А мне стало еще хуже.
Почему-то особенно плохо мне стало от его голоса. Сама незнаю почему.
Меликханов окинул меня долгим, внимательным, изучающимвзглядом.
Я постаралась взять себя в руки, принялась считать. Обычноэто мне помогало.
— Евгения Николаевна, если не ошибаюсь? —проговорил новый шеф. — Вы у нас занимаетесь корпоративными клиентами…
— Девять, — машинально ответила я, поскольку какраз досчитала до девяти.
Я спохватилась, но было уже поздно — слово не воробей.
— Что? — удивленно переспросил шеф и сверился сосвоим списком. — По моим сведениям, их несколько больше…
— Я имела в виду девять наиболее значительныхклиентов, — принялась я выпутываться.
— Да? Ну, может быть… хотя по имеющимся у меняданным… — Он встал из-за стола и принялся ходить по кабинету. —Имейте в виду, что мы с вами не должны зацикливаться только на крупныхклиентах. В большинстве солидных финансовых компаний основную часть денежногопотока дают мелкие клиенты, за счет своей многочисленности. Кроме того, именномелкие клиенты создают стабильность поступлений. Поэтому мы должны сделать нашипредложения особенно привлекательными для рядового инвестора…
Я включилась в деловой разговор, и дурнота понемногу прошла.Меликханов расхаживал по кабинету, энергично жестикулируя и расписываяперспективы дальнейшего роста банка и всех его сотрудников, включая меня.Понятно — хочет произвести впечатление на персонал, начинает психологическуюобработку, действует давно известным, проверенным методом кнута и пряника… нопочему он начал с меня, с рядового работника?
— Я ознакомился с вашим досье, — сообщил он, какбудто отвечая на мой невысказанный вопрос. — Оно произвело на менявпечатление. Вы — очень перспективный работник, и ваш потенциал далеко неполностью использован. Должен сказать, я возлагаю на вас большие надежды…
Интересно, он просто вешает мне лапшу на уши? Илидействительно хочет продвигать по службе? Например, назначить меня на местоЛарисы Ивановны… вот это будет номер! Хотя, конечно, это маловероятно. Скореевсего, решил просто прощупать почву и заручиться на всякий случай поддержкойперсонала…
Громко рассуждая о моих перспективах и расхаживая покабинету, Меликханов приблизился ко мне.
Я почувствовала исходящий от него запах.
Конечно, он пользовался дорогой и модной мужской туалетнойводой, но через благородный аромат этого парфюма, через тонкий запах элитноготабака пробивался еще какой-то едва различимый запах. Запах подавленной,глубоко упрятанной агрессии и, как ни странно, запах неуверенности. Запах плохоскрытого страха…
И тут мне стало совсем плохо.
В висках застучали тысячи маленьких молоточков, во ртупересохло, и появился привкус ржавого металла и отвратительной горечи, передглазами замелькали разноцветные пятна.
И еще мне показалось, будто я слышу хруст битого стекла икирпичной крошки — тот самый звук, который преследовал меня в повторяющихсяночных кошмарах.
Еще немного — и я просто потеряла бы сознание.
Но в это мгновение на столе шефа зазвонил телефон.
Он отошел от меня, снял трубку и заговорил.
Мне сразу стало легче, сжимавший виски обруч распался, ясмогла вздохнуть полной грудью.
Меликханов прикрыл трубку ладонью, поднял на меня глаза иодними губами произнес:
— Можете идти, вы свободны!
