Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
В двух крупнейших империях Европы – Германской и Австрийской – парламенты на распорядительные прерогативы монархов – Вильгельма II Гогенцоллерна и Франца-Иосифа II Габсбурга – пока не покушались, но за решающий голос в законодательной сфере боролись довольно успешно. Зато в Италии состав кабинета министров чуть ли не со дня образования единого королевства – 17 марта 1861 года – фактически зависел от фракционного расклада в палате депутатов. Король мог настоять на назначении премьером персоны, так или иначе ему близкой, правда, при условии, что та сумеет сколотить из «левого» и «правого» спектра парламента нужное большинство. В принципе, если бы не перманентная министерская чехарда (около полусотни правительств за полвека), снабдившая Савойскую династию достаточным полем для маневра, то итальянское государство скорее являлось республикой, чем королевством.
Другая напоминавшая республику модель возникла на Пиренеях и Балканах (в Испании, Португалии, Болгарии и Румынии). Опыт военных диктатур первой половины и середины XIX века выглядел опасным прецедентом для царствовавших там династий. Во избежание стремительного, чреватого хаосом и анархией их крушения политики придумали схему «мирного поворота»: мнимого антагонизма двух официальных партий – либеральной и консервативной, в зависимости от воли монарха поочередно формирующих правительство и получающих на выборах парламентское большинство посредством административного ресурса или прямых фальсификаций.
Потенциала у сего защитного механизма хватило в среднем на полвека. Первой сломалась Португалия. Парадокс! С легкой руки короля!! Ведь Карлуш I погиб не потому, что препятствовал прогрессу. Он как раз намеревался содействовать постепенному движению к республике: расширить избирательное право, гарантировать свободу печати и ассоциаций, ввести элементы ответственного правительства. И не прихоти ради. Рост народных симпатий республиканской идее побудил монарха возглавить процесс, чтобы успеть капитулировать на почетных условиях, то есть по-английски. К сожалению, обе системные партии, «возрождения» и «прогрессистов», предводителя не поняли и не поддержали.
Разразился кризис: в 1906 году Португалия пережила две избирательных кампании. В апреле победу отпраздновала партия «возрождения», завоевав 104 из 148 мандатов. Ее лидер, премьер-министр Эрнесту Рибейру, реализовывать королевский курс отказался и ушел в отставку. За реформы согласился взяться диссидент партии «возрождения» Жуау Франку, создавший в 1901 году с единомышленниками партию «либерального возрождения». Она в кортесах располагала всего семью депутатами, почему Карлуш I в июне отправил нижнюю палату на перевыборы, которые состоялись в августе. Партия Франку получила 65 мест, Рибейру – 24, а Жозе де Каштру («прогрессистов») – 45. С последним новый премьер короля и сформировал коалицию, просуществовавшую около полугода. В мае 1907-го иссякло терпение второго системного партнера, и союз распался. Парламент в одночасье превратился в штаб антимонархической оппозиции и, естественно, был тут же распущен. Глава династии подвергся страшной травле со стороны и «прогрессистов», и «возрожденцев», не говоря о республиканцах. В итоге «тирания» августейшего реформатора закончилась расстрелом на Торговой площади Лиссабона… А спустя полтора года, в октябре 1910-го, восставший народ сверг Мануэла II, разогнал «системный» парламент и официально провозгласил Португалию республикой.
Обратим внимание, в насколько уязвимое положение вдруг угодили многие европейские монархи на рубеже столетий. Расплачивались жизнью и близорукие, и дальновидные, когда ошибались при прогнозе реакции общественного мнения. Российскому императору предстояло тоже угадать или рассчитать наиболее подходящий момент для передачи всей полноты власти парламенту, дабы сохранить династию в статусе национального символа. Да, развитие России запаздывало в сравнении с Европой в целом. Однако события на континенте влияли, и заметно, на умы русского общества, и, значит, серьезное заражение республиканской «ересью» мог спровоцировать любой более или менее крупный конфликт, прежде всего внутри российской элиты. И позиция русского царя в нем играла ключевую роль: неадекватная становилась благодатной почвой для разных новомодных заимствований.
Впрочем, и верное решение не предотвращало торжество республики, а откладывало на время. Для полной ее блокады требовалось присутствие на троне, причем постоянное, политика гениального, талантливого или, по крайней мере, толкового. Но это для наследственной монархии – утопия. Российской империи и так повезло с Александром III, политиком очень толковым. Именно его деятельность отсрочила популяризацию республиканской идеи в России почти на полтора десятилетия. Сын царя-миротворца счел себя достойным преемником отца, отчего и занялся подражанием кумиру, а не трезвой самооценкой собственных способностей. Отсюда и все беды, как семьи Романовых, так и вверенного ей государства.
Правило первородства вознесло на русский политический Олимп редкого упрямца. Даже когда предпочтительность перемен осознала родня императора, от матери и любимых дядек до юных кузенов в третьем колене, Николай II непоколебимо продолжал настаивать на незыблемости самодержавия в том виде, в каком оно сложилось при батюшке. И напрасно он жаловался на своих подданных. С ним и так российский политический класс церемонился и нянчился сверх всякой меры. Десять лет разными методами, ухищрениями, интригами и уловками пытался убедить, уговорить, внушить, склонить самонадеянного монарха к самоустранению от власти в пользу «лучших людей» России. И лишь потерпев совершенное фиаско, «неблагодарное» окружение венценосца решилось на радикальный шаг – принуждение царя к отречению.
Оппоненты Николая II не собирались рубить династию под корень. Они хотели убрать единственную преграду, мешавшую нормальному развитию страны. Убрать цивилизованно, выпроводив неадекватного человека на покой, на пенсию, вручив скипетр и корону вменяемому дуэту – малолетнему цесаревичу Алексею под опекой родного дяди, великого князя Михаила Александровича, а бразды правления – лидеру парламентского большинства. Все. Получилась бы республика по английскому образцу. Романовы исполняют представительские функции, парламентский кабинет вершит государственные дела.
Николая II не предали и не обманули. Романова-старшего пожалели. А похоже, не стоило. Когда отряд Платона Зубова задушил Павла I, Россия вздохнула с облегчением и обрела четверть века не идеального, но, в целом, позитивного царствования Александра I. Когда народовольцы взорвали Александра II, закончился период спорадических реформ и шараханий, началась, увы, короткая эпоха обдуманных преобразований Александра III. Николая II не задушили, не взорвали и не пристрелили… Как следствие, погибли ВСЕ – и главный виновник, и царская семья, и империя, и миллионы русских людей, «лучших», «худших», «средних», ВСЕХ.
Конечно, цареубийство – грех. Но и смирение перед бездарным величеством – грех не меньший. Выход один: вовремя избавиться от такой особы, сместив с престола и предупредив, тем самым, вариант гораздо худший – атаку террориста или социальный взрыв. К сожалению, Россия попала в настоящий цейтнот. История отмерила ей всего двенадцать лет на то, чтобы успеть и с мыслью о переходе к республике свыкнуться, и с будущим действующего императора разобраться. На подобной скорости очень трудно не промахнуться. Русская политическая элита промахнулась. Думала, у нее в запасе годы, как у европейских коллег, а выяснилось, что дни, которые и были упущены.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
