Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Джоанна Хейст
Единственными вещественными напоминаниями о связи матери и дочери были прядь мягких каштановых волос и выцветшая фотография девушки, довольно красивой, но не похожей на саму Джоанну. Тетка, миссис Джиллингуотер, передала ей эти памятные вещицы несколько лет назад, присовокупив с жестокой откровенностью, свойственной ее классу, что это единственное имущество, которое Джоанне оставила ее мать.
Впрочем, осталось и еще кое-что – небольшой холмик в церковном дворе аббатства Рамборо, где до недавнего времени местные жители находили место последнего упокоения рядом со своими предками. Об этом скромном холмике Джоанна узнала от дяди, мистера Джиллингуотера, который показал ей могилу матери после долгих и горячих уговоров. У могилы не было надгробия, и когда Джоанна спросила об этом дядю, он ответил, что тем, кто ушел из жизни, не будучи ни женой, ни девицей, лучше унести свое имя с собой в могилу.
Бедная девушка отшатнулась в смущении, услышав этот грубый ответ, и более никогда не возвращалась к этой теме. Однако теперь она знала наверняка, что ей не повезло при рождении, и хотя подобные несчастные случаи – отнюдь не редкость и не диковина в деревнях, чувство это обескуражило Джоанну, значительно понизив ее самооценку. Тем не менее, она ничуть не обижалась на свою покойную заблудшую мать, а, скорее, любила ее странной и удивительной любовью, немного жалкой и трогательной. Женщина, которая родила ее, и которую она совсем не помнила, часто занимала мысли девушки; однажды, когда какая-то болезнь несколько повлияла на ее душевное равновесие, Джоанна вообразила, что мать явилась к ней во сне и поцеловала ее в лоб – воспоминание об этом видении было сладким, хотя девушка и знала, что это всего лишь сон. Возможно, именно из-за того, что ей больше нечего и некого было любить, она так цеплялась за этот призрак бедной заблудшей матери, чья кровь текла в ее жилах, превратив ее в незримую спутницу всей своей жизни. Во всяком случае, когда Джоанну охватывало беспокойство, или когда жизненные неурядицы слишком одолевали ее, она неизменно искала утешения рядом с этим скромным холмиком; сидя рядом с ним, не обращая внимания на погоду, она смотрела на море и утешала себя тем, что грусть матери наверняка была сильнее ее собственной тоски.
Да, у нее имелась родная тетка, но в этом отношении Джоанна мало что выиграла. Из множества незначительных инцидентов и слов – незначительны они были сами по себе, но вкупе создавали вполне определенное отношение – Джоанна поняла, что ее мать и миссис Джиллингуотер вряд ли испытывали симпатию друг к другу… по правде сказать, их отношения вернее было бы назвать взаимной неприязнью. Эта неприязнь, видимо, передалась по наследству, поскольку Джоанне было очень трудно испытывать к тетке хоть сколько-нибудь теплые чувства; скорее, они терпели друг друга, при этом тетка иногда была не в силах справиться с отвращением, которое смягчалось лишь гордостью, которую миссис Джиллингуотер испытывала в отношении миловидности Джоанны, относя это в заслугу, почему-то, себе.
В этих обстоятельствах Джоанна часто задавалась вопросом, почему ее не отправили на заработки или в услужение. Много раз после ссоры или стычки Джоанна пыталась уйти из дома, но тут же обнаруживала, что нет более верного пути к примирению, чем сказать об этом вслух; миссис Джиллингуотер немедленно осыпала ее извинениями, которые, как прекрасно знала Джоанна, отнюдь не были вызваны каким-либо смягчением теткиного нрава или искренним сожалением о своих словах.
Но что же, в таком случае, было их причиной? На разрешение этой загадки Джоанне потребовалось несколько лет. Ее совершенно очевидно не любили, от нее не желали принимать услуги – Джоанна просто занимала комнату в доме, ее никогда не просили прислуживать посетителям пивной «Корона и Митра» и не спрашивали, не хочет ли она поработать.
Постепенно смутная догадка зародилась и окрепла в мозгу Джоанны: каким-то таинственным образом выходило, что это дядя и тетя жили за ее счет, а не она – за их. Иначе трудно было понять, на что они вообще существовали – учитывая, что мистер Джиллингуотер, в основном, потреблял содержимое бочек в собственной пивной, а других видимых средств к существованию у них не было. Тем не менее в деньгах они, кажется, никогда не нуждались; если Джоанне требовалось новое платье или любая обновка, она получала их без всяких возражений. Более того, когда через несколько лет она выразила внезапное и спонтанное желание получить образование, дядя с теткой молчали несколько дней (вероятно, они использовали это время, чтобы посовещаться и предпринять какие-то действия), после чего сообщили, что отправляют Джоанну в школу-интернат в столице графства.
Она отправилась туда, но быстро выяснила, что в этой школе учились, в основном, дочери лавочников и зажиточных фермеров, вследствие чего те, кто обучался в аналогичных, но более привилегированных учебных заведениях города, смотрели на них сверху вниз. Джоанна была чувствительна и самолюбива, ее обидело подобное отношение, и по возвращении домой она объявила тетке, что хочет учиться в более подходящей школе. Ее слова были восприняты совершенно спокойно; снова возникла пауза, как будто бы для того, чтобы разрешить этот вопрос с кем-то другим. По прошествии нескольких дней Джоанне было объявлено, что она может покинуть школу, если она ей не по нраву, но получать образование она должна, согласно своему положению.
Делать нечего, Джоанна вернулась в школу и оставалась там до 19 лет. В целом это было счастливое время; она чувствовала, что получает полезные знания, которые были бы недоступны ей, останься она дома. Кроме того, среди ее соучениц нашлось несколько дочерей бедных священников и вдов; они были леди по рождению, и Джоанна инстинктивно тянулась к ним, а они нисколько не завидовали ее успехам.
Когда Джоанне исполнилось 19 лет, ей внезапно сообщили, что она должна покинуть школу, хотя никаких намеков на это ранее не делалось. Всего лишь за день или два до этого тетка разговаривала с ней о возвращении в школу, даже не заикнувшись ни о чем. Расстроенная Джоанна принялась размышлять, что же могло произойти – и не связано ли это с визитом мистера Левинджера, их лендлорда, приходившего посмотреть, как ведется ремонт в доме.
Сама Джоанна за всю жизнь разговаривала с мистером Левинджером всего лишь несколько раз, и все же ей казалось, что всякий раз, когда они встречаются, он смотрит на нее с большим интересом. В этот раз Джоанна случайно проходила мимо бара, где беседовали тетка и мистер Левинджер, и потому расслышала его последние слова: «…слишком много для леди». Девушка не могла не отнести эти слова к себе. Потом мистер Левинджер вышел, увидел Джоанну и остановил ее; в течение нескольких минут они беседовали, а затем он резко повернулся на каблуках и вышел из дома с видом человека, исполненного решимости не проговориться о чем-то важном.
С той поры жизнь Джоанны стала невыносима. За год в школе она привыкла к более утонченному общению, и теперь ее безжалостно вырвали из привычного круга. «Корона и Митра», а также большинство связанных с ней людей стали ненавистны девушке. Борясь с отвращением, она ломала голову, пытаясь найти хоть какой-то способ спастись, бежать отсюда – и не могла придумать ничего, кроме проверенного временем средства: «пойти в гувернантки». Джоанна спросила разрешения – и оно было получено, после привычной уже паузы в пару дней. Впрочем, и на этом пути девушку ждало разочарование. И ее окружение, и ее собственные достижения были слишком скромны, чтобы преуспеть на этой плодородной ниве. Более того, как дружески сказала ей одна знакомая дама, для этой работы Джоанна была слишком хорошенькой. В конце концов, с большим трудом ей удалось найти место, весьма скромное – в качестве гувернантки детей ректора[3] Брэдмута, мистера Биггена. Она продержалась 9 месяцев – пока мистер Бигген, добродушный ученый муж, не заметил ее красоту и ум и не начал проявлять к ней гораздо больше интереса, что никоим образом не обрадовало миссис Бигген. Последнее обстоятельство и привело к внезапному увольнению Джоанны, случившемуся за день до начала этой истории.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
