Ознакомительная версия. Доступно 52 страниц из 256
– Ты же отсюда родом, – гнул свое Полворт, – а стало быть, корнуоллец.
– Ну, знаешь, если так рассуждать, тогда ты – брамми.
– Что ты гонишь?! – Полворт, глубоко уязвленный, вновь сорвался на крик. – Меня из Бирмингема привезли сюда двухмесячным, у моей матери девичья фамилия Тревельян. Только на этой земле и слышен зов крови. – Полворт уже бил себя кулаком в грудь. – Мои предки по материнской линии веками жили в Корнуолле…
– Ты пойми: для меня кровь и почва никогда не были…
– А тебе известны результаты последнего опроса? – перебил Полворт. – В графе «национальная принадлежность» половина, то бишь пятьдесят процентов, участников отметили клеточку «корнуоллец», а не «англичанин». Колоссальный рост самосознания.
– Потрясающе, – сказал Страйк. – И дальше что? Добавим еще клеточки для думнониев и римлян?
– Давай-давай, залупайся, – фыркнул Полворт, – поглядим, далеко ли уедешь. Лондон тебе не на пользу, братан… Когда человек гордится своим происхождением – это нормально. Когда местные сообщества требуют, чтобы Вестминстер передал им часть полномочий, – это нормально. На будущий год шотландцы всем прикурить дадут. Вот увидишь. Добьются для себя независимости – и остальные за ними потянутся. Кельтские народы один за другим начнут поднимать голову. Повторим? – без всякого перехода добавил он, указывая на опустевший пивной стакан Страйка.
Направляясь в паб, Страйк рассчитывал снять напряжение и тревогу, а не дискутировать о корнуолльской политике. Но с момента их последней встречи Полворт, очевидно, полностью сроднился с патриотической партией «Сыны Корнуолла», в которую вступил еще шестнадцатилетним подростком. Обычно Дейв поднимал Страйку настроение, как никто другой, но не терпел шуточек по поводу независимости Корнуолла, тогда как у Страйка эта тема вызывала не больше эмоций, чем шторы в гостиной или наблюдение за поездами. Страйк уже подумал было сказать, что ему пора к тетушке, но от этой мысли ему сделалось едва ли не более тоскливо, чем от гневных обличений в адрес супермаркетов, не желающих помечать товары местного производства крестом святого Пирана.
– Ага, спасибо, – ответил он и протянул свой пустой стакан Дейву, который стал протискиваться к стойке, кивая направо и налево бесчисленным знакомым.
Оставшись в одиночестве, Страйк рассеянно обвел глазами паб, который он всегда считал для себя чуть ли не родным. С годами это заведение изменилось, но все еще напоминало то место, где он лет в восемнадцать-девятнадцать тусовался со своими корнуолльскими приятелями. На него нахлынуло двойственное, острое чувство родства и в то же время отчуждения: здесь он ощущал себя своим, но никогда своим не был.
Когда Страйк бесцельно скользил взглядом от деревянных половиц к офортам с морскими видами, он неожиданно для себя уставился прямо в большие настороженные глаза женщины, которая вместе с подругой задержалась у бара. Ее вытянутое, бледное лицо обрамляли черные с проседью волосы, спадавшие на плечи. Он ее не узнавал, но в последние полчаса беспрерывно ловил на себе взгляды кое-кого из местных, вертевших головами, чтобы получше его рассмотреть. Страйк отвел глаза, достал мобильный и сделал вид, будто набирает сообщение.
Улови эта публика хоть малейший знак, от желающих пообщаться не было бы отбоя: в городке Сент-Моз каждая собака, похоже, знала, что десять дней назад у тетушки Джоан диагностировали запущенный рак яичников, после чего Страйк с единоутробной сестрой Люси и тремя ее сыновьями поспешили сюда, к Джоан и Теду, чтобы оказать им любую необходимую поддержку. Вот уже неделю Страйк, выходя за порог, отвечал на расспросы, благодарил за сочувствие и терпеливо отклонял предложения помощи. У него сводило скулы от необходимости подбирать вежливые слова и объяснять: «Да, видимо, в последней стадии; да, всем нам сейчас паршиво».
С двумя очередными пинтами Полворт протиснулся к столику.
– Продолжим, Диди, – сказал он, залезая на высокий барный табурет.
Это давнишнее прозвище Страйк получил в местной начальной школе: то ли из-за высокого роста, по созвучию с «дылдой», то ли по созвучию с корнуолльским «дидикой» – «цыган», «бродяга». Заслышав такое словечко, Страйк оттаял и вспомнил, почему дружба с Полвортом оказалась самой прочной в его жизни.
Тридцать пять лет назад Страйк поступил в начальную школу Сент-Моза, причем в середине учебного года: необычно крупный для своего возраста, он вдобавок принес с собой какой-то говорок, который резал слух местным жителям. Он действительно появился на свет в Корнуолле, но молодая мать, едва оправившись от родов, сбежала с младенцем под покровом ночи, чтобы вернуться к полюбившейся ей лондонской жизни, где она кочевала с одной гулянки на другую, из квартиры в квартиру, от сквота к сквоту. Четыре года спустя она вернулась с ним и с новорожденной дочкой в Сент-Моз, но долго там не выдержала и как-то на рассвете опять пропала, бросив сына и его единоутробную сестру Люси. Что именно говорилось в записке, оставленной на кухонном столе, он так и не узнал. Не иначе как Леда повздорила с квартирным хозяином или с очередным сожителем, а может, не смогла отказать себе в поездке на музыкальный фестиваль; так или иначе, вести привычный для нее образ жизни с двумя малыми детьми на руках оказалось ей не под силу. По каким-то причинам ее отсутствие затянулось, и невестка Леды, Джоан, которая была добропорядочна и ответственна, не в пример своей легкомысленной и сумасбродной золовке, купила Страйку школьную форму и вместе с мужем повела его в подготовительный класс.
Ровесники-приготовишки вытаращились на него во все глаза. Когда учительница объявила, что новенького зовут Корморан, по классу прокатились смешки. В школе ему не понравилось: он твердо помнил, что мама упоминала «домашнее обучение». Но при попытке втолковать дяде Теду, с которым Страйк всегда находил общий язык, что мама заругается, он услышал суровое «так надо» и «придется», хотя даже странный говорок этих чужих ребят разбирал с трудом. Страйк никогда не был плаксой, но, сев за старую, обшарпанную парту, еле сумел проглотить застрявший в горле ком, твердый, как яблоко.
По какой причине коротышка Дейв Полворт, староста класса, потянулся к новичку, осталось загадкой даже для Страйка. Вряд ли из страха перед физической силой, ведь двое лучших дружков Полворта были крепышами из рыбацких семей, да и сам Дейв, заядлый драчун, даром что не вышел ростом, всегда мог за себя постоять. Однако к концу первого дня Полворт стал новичку не только другом, но и заступником, внушив остальным, что со Страйком нужно считаться: по рождению тот корнуоллец, племяш местного спасателя Теда Нанкарроу, брошен беглянкой-матерью, а если говорит не по-здешнему, так это не его вина.
В тот вечер тетушка Страйка, совсем слабая и несказанно обрадованная приездом племянника, который сумел выкроить всего неделю и наутро собирался уезжать, буквально вытолкала его из дому «отметить рожденье малютки Дейва». Она необычайно ценила старые знакомства и даже сейчас, по прошествии многих лет, поощряла дружбу Страйка с Дейвом Полвортом. Более того, Джоан считала эту дружбу доказательством своей правоты (не зря, как видно, она отдала мальца в школу вопреки желаниям вертихвостки-матери) и подлинных корней Страйка, хотя судьба долго носила его по свету, а нынче забросила в Лондон.
Ознакомительная версия. Доступно 52 страниц из 256
